АКТУАЛЬНО

Андрей Давыдов

Не все наследники, родственники, близкие и просто знакомые умершего человека знают, что имеют право на получение части его наследства вполне законным способом – в счет предусмотренного статьей 1174 ГК РФ возмещения расходов, вызванных предсмертной болезнью наследодателя, на его достойные похороны (включая необходимые расходы на оплату места погребения наследодателя), на охрану наследства и управление им, а также связанные с исполнением завещания.

При этом, на «достойные похороны» наследодателя предусмотрены разные размеры расходов: «живые» деньги на банковских вкладах и счетах не могут быть выданы сверх 100 тысяч рублей, что призвано ограничить денежный аппетит организатора похорон – остальные деньги ему придется требовать у наследников (других наследников, собственника выморочного имущества), в том числе в судебном порядке.

Уже при составлении проекта судебного иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя возникает ряд вопросов, наделяющих его содержание (ст.131 ГПК РФ) примечательными особенностями.

Значение церковного права

Ключевым вопросом ст.1174 ГК РФ является толкование понятия «достойные похороны», что определяет главную особенность иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя – субъективный характер оценки доказательств их достойности.

Так, ни ГК РФ, ни специальное законодательство (см. федеральный закон «О погребении и похоронном деле» от 12.01.1996 № 8-ФЗ, закон г.Москвы «О погребении и похоронном деле в г.Москве» от 04.06.1997 г. № 11 и Основы законодательства РФ о нотариате от 11.02.1993 г. № 4462-1) не содержат определение понятия «достойные похороны», что относит его к категории сугубо оценочных.

Следовательно, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя является наличие таких доказательств, которые в соответствии с ч.1 ст.67 ГПК РФ будут нацелены буквально на субъективное «внутреннее убеждение» суда (т.е. судьи).    

Например, если умерший наследодатель был православным и/или судья сам исповедует православие, на «внутреннее убеждение» суда (т.е. судьи) будут влиять действующие нормы церковного права:

• утвержденное 26.06.2008 г. Архиерейским Собором РПЦ положение «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека», где установлено следующее:

«… в восточной христианской традиции понятие «достоинство» имеет в первую очередь нравственный смысл, а представления о том, что достойно, а что недостойно, крепко связано с нравственными или безнравственными поступками человека и с внутренним состоянием его души. Учитывая помраченное грехом состояние человеческой природы, важно ясно различать достойное и недостойное в жизни человека.»

• утвержденное 05.05.2015 г. Священным Синодом РПЦ положение «О христианском погребении усопших», где установлено следующее:

«…Священный Синод признает нормой захоронение почивших христиан в земле.

В том случае, когда такое погребение не предусмотрено местным светским законодательством или связано с необходимостью транспортировать умершего на большие расстояния или же невозможно по иным объективным причинам, Церковь, считая кремацию явлением нежелательным и не одобряя ее, может со снисхождением относиться к факту кремации тела усопшего.»

Таким образом, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны верующего наследодателя является необходимость указания в иске конкретных норм церковного права с целью обеспечения возможности судом оценки доказательств истца о достойности организованных им похорон наследодателя.

Значение Кодекса судейской этики

Применительно к иску о возмещении расходов на достойные похороны наследодателей-атеистов и приверженцев «субкультур» приходится констатировать наличие правовой неопределенности в отношении возможности признания судом похорон достойными, поскольку при оценке доказательств достойности таких похорон суд не может руководствоваться церковным правом.

Такая правовая неопределенность может наступить даже при наличии ясного волеизъявления наследодателя о достойном (в его представлении) отношении к его телу после смерти: ч.1 ст.5 федерального закона «О погребении и похоронном деле» ограничивает возможный способ достойного погребения рамками обычаев и традиций.

Представляется, что в таких случаях истцу придется ссылаться в иске не столько на общую норму ст.150 ГК РФ о защите достоинства личности, чести и доброго имени умершего, сколько на перечисленные в ст.10 Кодекса судейской этики от 19.12.2012 г. нравственные обычаи и традиции народов, культурные и иные особенности различных этнических и социальных групп.

Таким образом, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны не исповедующего традиционную религию наследодателя является необходимость указания в иске культурных и иных особенностей умершего наследодателя из числа упомянутых в Кодексе судейской этики – это обеспечит суду правовое основание для оценки доказательств истца о достойности организованных им похорон наследодателя.

Аналогия права

Как видим, церковное право и специальные нормы Кодекса судейской этики имеют для иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя такое же правоприменительное значение в части оценки судом доказательств достойности похорон наследодателя, что и нормативные правовые акты согласно ст.11 ГПК РФ.

Однако, наличие такого правоприменительного значения будет устанавливаться судом в соответствии с ч.3 ст.11 ГПК РФ исходя из общих начал и смысла законодательства - согласно ч.2 ст.6 ГК РФ «при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости.»

Представляется, что требования добросовестности, разумности и справедливости являются особенно актуальными для суда при оценке доказательств достойности похорон наследодателей, погребенных (даже по их волеизъявлению) не традиционным, а экзотическим способом.

Таким образом, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя является его «программируемая» ориентация на свидетельские показания (ст.69-70 ГПК РФ) о факте достойности похорон наследодателя.

При этом, такой способ доказывания в суде обстоятельства достойности похорон в ряде случаев может быть безальтернативным.

Понятие «похороны»

Другим важным вопросом ст.1174 ГК РФ является определение понятия «похороны», что влияет на особенности конкретизации предмета иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя.

Так, действующие редакции вышеупомянутых специальных законов, в отличие от ст.1174 ГК РФ, по-существу, оперируют понятием «погребение» (см. ст.5 и ст.2 ), что отражает социально-бюджетную направленность этих законов в виде гарантированного перечня услуг по погребению или выплате социального пособия на погребение.

А вот предназначенный для похоронного дела как сектора рынка услуг Межгосударственный стандарт (ГОСТ 32609-2014) «Услуги бытовые. Услуги ритуальные. Термины и определения», содержит определения понятий «похороны» и «погребение», проводя между ними заметное различие:

• «Похороны» – это церемония, включающая в себя подготовку к прощанию, обряд прощания, захоронение останков или урны с прахом и поминовение после захоронения
• «Погребение»  - обрядовые действия по захоронению тела, останков, праха умершего или погибшего в соответствии с обычаями и традициями, не противоречащими этическим требованиям, путем предания земле, огню или воде в порядке, определенном нормативными правовыми актами и другими нормативными документами, действующими на территории государства, принявшего стандарт.

Таким образом, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя является необходимость правильного определения предмета иска, поскольку расходы на похороны часто могут превышать расходы на погребение.

Например, расходы на поминальную трапезу после погребения могут быть включены в предмет иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя.

Недобросовестность поведения

Обращение к наследникам с иском в порядке ст.1174 ГК РФ о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя, очевидно, отражает чрезвычайный морально-этический конфликт между организатором похорон наследодателя и наследниками (другими наследниками).

Поскольку специальный федеральный закон позволяет любому лицу принять на себя обязанности организатора похорон наследодателя (см, например, ч.3 ст.5 и ст.6), отказ или уклонение наследников (других наследников) от исполнения этой обязанности требует от них надлежащего обоснования (мотивировки).

Таким образом, особенностью иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя является необходимость наличия в нем обоснованного заявления (ходатайства) истца о признании недобросовестным поведения ответчика (ответчиков), что при рассмотрении дела судом будет иметь важное процессуальное значение согласно п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»:

«Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)».

Значение ст.1174 ГК РФ для развития похоронного дела

Положения ст.1174 ГК РФ о расходах на «достойные похороны» наследодателей очевидно ориентированы законодателем на развитие отечественного рынка похоронных (ритуальных) услуг, подробно описанных в действующем национальном стандарте ГОСТ Р 54611-2011.  

Однако, лаконичность ст.1174 ГК РФ, отсутствие актуального для уровня развития отечественного похоронного дела специального федерального закона и систематизированной Верховным Судом РФ судебной практики не стимулируют граждан заказывать и оплачивать похоронные (ритуальные) услуги, если при этом ими не урегулированы вопросы наследования.   

Неразвитость нормативного и судебного регулирования правоотношений по ст.1174 ГК РФ влечет формирование у граждан настроений «похоронного патернализма», что приводит к региональной бюджетной напряженности в похоронном деле, укреплению теневого оборота похоронных (ритуальных) услуг и недобросовестной конкуренции.  

Таким образом, особенности иска о возмещении расходов на достойные похороны наследодателя являются для государства наглядной иллюстрацией состояния похоронного дела как сектора рынка услуг и вектора его реформирования.

Андрей Давыдов

Опубликовано постановление Конституционного Суда РФ от 21 мая 2021 года № 20-П, посвященное процессуальному доказыванию условий субсидиарной ответственности по долгам обществ с ограниченной ответственностью.

Поводом для вмешательства Конституционного Суда РФ в судебную практику возмещения вреда стало слишком лояльное для предпринимателей толкование Верховным Судом РФ условий их субсидиарной ответственности по долгам общества с ограниченной ответственностью, исключенного из ЕГРЮЛ как недействующего юридического лица на основании п.3.1 ст.3 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью».   

Так, по мнению Конституционного Суда РФ, Верховный Суд РФ неправильно толкует указанную норму, возлагая на кредиторов бремя доказывания в суде недобросовестности или неразумности поведения лиц, контролировавших исключенное из ЕГРЮЛ общество с ограниченной ответственностью, чтобы возложить на них субсидиарную ответственность по обязательствам (долгам) этого общества.

При этом Конституционный Суд РФ усмотрел целый ворох правоприменительных проблем для добросовестных кредиторов, главной из которых является отсутствие у них доступа к документам, содержащим сведения о хозяйственной деятельности исключенного из ЕГРЮЛ общества с ограниченной ответственностью, и иным источникам сведений о деятельности такого юридического лица и контролирующих его лиц.

Более того, по мнению Конституционного суда РФ, такое лояльное отношение Верховного Суда РФ к предпринимателям «приводит к подрыву доверия участников гражданского оборота друг к другу, дестабилизации оборота, а если долг общества возник перед потребителями – и к нарушению их прав, защищаемых специальным законодательством о защите прав потребителей.»

С целью пресечения, увы, актуального для отечественной предпринимательской практики уклонения контролирующих лиц от субсидиарной ответственности по долгам исключенного из ЕГРЮЛ общества с ограниченной ответственностью, Конституционный Суд РФ безапелляционно постановил новое – противоположное мнению Верховного Суда РФ - толкование п.3.1 ст.3 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»:

«…пункт 3.1 статьи 3 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью» предполагает его применение судами…исходя из предположения о том, что именно бездействие этих лиц привело к невозможности исполнения обязательств перед истцом – кредитором общества, пока на основе фактических обстоятельств дела не доказано иное.»

Говоря проще, в отличие от Верховного Суда РФ, Конституционный Суд РФ ввел «презумпцию вины» предпринимателей: обязал не кредиторов, а самих контролирующих лиц представлять суду доказательства добросовестности и разумности своего поведения во избежание субсидиарной ответственности по долгам исключенного из ЕГРЮЛ общества с ограниченной ответственностью:

«…контролировавшее лицо может дать пояснения относительно причин исключения общества из этого реестра и представить доказательства правомерности своего поведения. В случае отказа от дачи пояснений (в том числе при неявке в суд) или их явной неполноты, непредоставления ответчиком суду соответствующей документации бремя доказывания правомерности действий контролировавших общество лиц и отсутствия причинно-следственной связи между указанными действиями и невозможностью исполнения обязательств перед кредиторами возлагается судом на ответчика.»

Стоит обратить внимание, что указанные Конституционным Судом РФ процессуальные «ориентиры» не только весьма расплывчаты («явная неполнота», «соответствующая документация»), но и противоречат законодательному смыслу упрощенной ликвидации обществ ограниченной ответственностью по причине, прежде всего, невозможности ликвидации юридического лица ввиду отсутствия средств на расходы, необходимые для его ликвидации, и невозможности возложить эти расходы на его учредителей (участников).

Таким образом, у отечественных предпринимателей с подачи Конституционного Суда РФ появилась очередная («новая») процессуальная обязанность по доказыванию в суде своего добросовестного поведения – для улучшения инвестиционного климата в стране и … благосостояния специализирующихся на банкротных делах юристов.

Андрей Давыдов

Пандемия COVID-19 начала 2020 года вынудила государственные органы и Банк России предпринимать экстренные меры организационно-правового характера в условиях объявленного режима повышенной готовности (при угрозе возникновения чрезвычайной ситуации).  

Целью таких мер стала приоритетная защита жизни и здоровья граждан, а также их собственности (прежде всего - жилой недвижимости) даже от законных требований кредиторов, что не только само по себе высокоморально, но и полностью соответствует высшей юридической норме - ст.18 Конституции РФ о том, что "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием."

Так, уже 20 марта 2020 года Банк России выпустил информационное письмо № ИН-06-59/22, в п.2 которого он рекомендовал кредиторам "в случае подтверждения COVID-19 у заемщика и (или) совместно проживающих с ним членов его семьи не обращать в срок до 30 сентября 2020 года взыскание на предмет ипотеки (предпринять возможные действия по приостановлению исполнительных действий, связанных с реализацией предмета ипотеки), если предметом такой ипотеки является жилое помещение, являющееся единственным пригодным для постоянного проживания заемщика и совместно проживающих с ним членов его семьи."

В последующем информационные письма с аналогичными рекомендациями кредиторам ипотечных заемщиков были выпущены Банком России 30 сентября 2020 года за № ИН-06-59/140 и 24 декабря 2020 года за № ИН-06-59/177. 

Но, что означает такая рекомендация Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 на практике ?

Для ответа на этот вопрос, прежде всего, укажем, что информационные письма Банка России с рекомендациями не являются нормативными актами.

Это прямо следует из ст.7 ФЗ от 10.07.2002 № 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)" и п.1.3 Положения Банка России от 22.09.2017 № 602-П "О правилах подготовки нормативных актов Банка России".

Следовательно, игнорирование, например, банками-кредиторами вышеуказанной рекомендации Банка России согласно ст.74 названного ФЗ не может повлечь применение к ним наказания, поскольку меры, предусмотренные настоящей статьей, могут применяться Банком России только в связи с невыполнением положений документов (актов) Банка России, являющихся его нормативными актами или предписаниями.

Таким образом, рекомендации Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19, перефразируя определение Конституционного Суда РФ от 14.12.2000 № 268-О, устанавливают не обязательные для юридических и физических лиц правила поведения по вопросам, отнесенным к компетенции Банка России и требующим правового регулирования. 

Выявленный Конституционным Судом РФ смысл нормотворчества Банка России применительно к его "рекомендациям" необходимо определять с учетом подхода, указанного в п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского Кодекса Российской Федерации», а именно: "Согласно пункту 3 статьи 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В силу пункта 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения."

В этом значении "рекомендации" Банка России очевидно признают законность права кредиторов требовать обращения взыскания на ипотечное жилье заемщиков с подтвержденным COVID-19, но, в то же время, фактически указывают на добросовестность поведения только тех кредиторов, кто в течение установленного Банком России времени воздержится от обращения взыскания на заложенное единственное жилье должника с подтвержденным COVID-19.

Сказанное означает, что необязательность следования рекомендациям Банка России хотя и не имеет прямо установленного законом наказания (санкции), но, при этом, не исключает неблагоприятных последствий для кредиторов при заявлении "не рекомендованного" требования.

Например, согласно уже упомянутому п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25: "Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)".  

Как видим, рекомендации Банка России фактически дают кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 ясный предупредительный сигнал, что их законное требование может быть оставлено судом без удовлетворения при определенных условиях, в том числе:

• если требование заявлено кредитором в "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России)
• если суд признает поведение кредитора недобросовестным при наличии обоснованного заявления другой стороны или по инициативе самого суда, если усматривается очевидное отклонение действий кредитора как участника гражданского оборота от добросовестного поведения (см. п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25).

К сожалению для ипотечных заемщиков, отказ в удовлетворении временно "не рекомендованных" Банком России требований кредиторов не происходит автоматически, а требует предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора (если оно не очевидно самому суду).

Кроме того, рекомендации Банка России фактически оставляют на усмотрение самих судов вопрос об оставлении в силе уже принятых в пользу кредиторов решений, обжалование которых приходится на "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России).

Это также требует от ипотечных заемщиков предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора в процессе об обжаловании принятого судом решения (если оно не очевидно самому суду).

Эти и подобные им процессуальные коллизии создают правовую неопределенность, против которой в отечественном законодательстве давно и последовательно выступает Конституционный Суд РФ.

Разрешить ее в условиях непрекращающейся пандемии COVID-19 могло бы долгожданное разъяснение Верховного Суда РФ на уровне постановления его Пленума (поскольку времени для обобщения его Президиумом обзора судебной практики просто нет).

Однако, лучшим процессуальным решением по защите прав ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 от недобросовестного поведения кредиторов в условиях пандемии на всех стадиях судебного разбирательства явилось бы скорейшее дополнение законодателем статьи 215 ГПК РФ об обязанности суда приостановить производство по делу в случае, например, "невозможности рассмотрения данного дела ввиду действия рекомендации Министерства юстиции Российской Федерации или Банка России о добросовестном поведении в условиях режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, согласованной с Верховным Судом Российской Федерации".  

Представляется, что наравне с Банком России Минюст РФ мог бы выступить "консолидатором" рекомендаций различных министерств и ведомств Правительства РФ по поддержке (что имеет практическое судебное значение) имущественных интересов не только (и даже не столько) граждан, сколько других участников гражданского оборота (организаций, индивидуальных предпринимателей, нотариусов, адвокатов и т.д.) в условиях объявленных в России (регионе России) режимов повышенной готовности или чрезвычайной ситуации.        

А в случае дополнения аналогичной нормой и ст.143 АПК РФ такая процессуальная новелла могла бы приобрести универсальное значение как для судебной защиты (в т.ч. до моратория на банкротство) наиболее пострадавших от события, приведшего к объявлению в России (регионе России) режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, так и для оптимизации порядка работы самих судов, исключающей необходимость наспех принимаемых Президиумом Верховного Суда РФ и Президиумом Совета судей РФ постановлений.

Андрей Давыдов

Жилищная ипотека в России, прежде всего – городская, на фоне масштабных процессов индустриального домостроения, банковского кредитования и цифровизации услуг превратилась в актуальный для потребителя финансовый продукт, цена которого зависит от степени рыночной оборачиваемости базисного актива - самой недвижимости.

Так, любое «замораживание» жилья в обороте генерирует убытки не только для участников рынка (застройщики, банки, потребители, страховщики, организации ЖКХ и т.д.), но и для самого государства (снижение налоговых поступлений, рост бюджетного финансирования ЖКХ и т.д.).

Поэтому качество вклада законодателя в развитие отечественного рынка жилья следует оценивать, прежде всего, по эффективности нормативного регулирования «локомотива» этого рынка - жилищной ипотеки.

В свою очередь, основным предметом нормативного регулирования жилищной ипотеки, непосредственно определяющим баланс интересов всех участников правоотношения, следует признать порядок обращения взыскания на заложенное по кредиту жилье: несмотря на статистически незначительный процент просрочек платежей по ипотечным кредитам, именно здесь пересекаются все частные и публичные интересы. 

А  потому порядок обращения взыскания на ипотечное жилье должен соответствовать тому уровню государственного развития, который определяет степень рыночной оборачиваемости жилой недвижимости.    

Судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье 

Действующие в настоящее время нормы (см. ст.51 и ст.55) принятого в 1998 году федерального закона № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» устанавливают «по умолчанию» судебный порядок обращения взыскания на заложенное по кредиту жилье, хотя с 2017 года признан допустимым и внесудебный порядок.

Определение законодателем в 1998 году судебной «площадки» для процедуры обращения взыскания на заложенное жилье понятно: в то время  отечественный ипотечный рынок только формировался, и на фоне «низкой базы» у государства просто не было нужды в иных юридически квалифицированных арбитрах для разрешения сравнительно небольшого числа ипотечных споров.

Однако, определенный законодателем судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье вскоре получил выраженный социальный уклон: уже в 2008 году при разрешении ипотечных споров судьи оказались не только связаны императивными нормами ст.54 о содержании судебного решения об обращении взыскания на заложенное жилье, но и новеллой ст.54.1 о случаях обязательного отказа суда в обращении такого взыскания.

Учитывая относительно небольшое число судебных дел об обращении взыскания на ипотечное жилье и императивность законодательных норм об этом, Верховный Суд РФ к настоящему времени так и не увидел необходимость посвятить этому вопросу не то, чтобы постановление своего Пленума, но хотя бы систематизированный обзор практики рассмотрения судами дел данной категории.

Стоит ли при таких обстоятельствах удивляться, что к настоящему времени судебный порядок  обращения взыскания на ипотечное жилье, характеризуемый социальным уклоном и волокитой, фактически являет из себя форму судебного разбирательства о несостоятельности (банкротстве) ипотечного заемщика ?!

В качестве яркого примера такого вывода приведем решение Гагаринского районного суда г.Москвы от 30.09.2020 года по гражданскому делу № 02-0067/2020, где:

• само решение принято судом спустя почти 18 месяцев слушаний
• в решении отсутствуют напрочь или частично ответы на все (!) вопросы из числа императивно установленных ст.54 федерального закона № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»
• неправильно разрешен вопрос об ограниченном размере ответственности ДГИ г.Москвы как владельца выморочного имущества, что может повлечь незаконное обогащение банка-истца за счет бюджета города Москвы
• имеются другие существенные нарушения судом норм материального и процессуального права.

Справедливости ради отметим, что во многом на «качество» такого судебного решения повлияло процессуальное поведение самого банка-истца, «почему-то» оказавшегося не заинтересованным в правильном и скором разрешении дела судом.

Впрочем, секрет такого процессуального поведения банка-истца весьма незатейлив: на фоне растущих цен на жилье главное для любого ипотечного банка-истца в судебном деле – наличие самого решения суда об обращении взыскания на заложенное жилье: именно оно дает банку возможность рано или поздно выгодно для себя продать заложенное жилье с восполнением всех понесенных в ипотечной сделке расходов (убытков), в т.ч. за счет ипотечного заемщика и/или его наследников (включая собственника выморочного жилья).

Таким образом, существующий судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье в силу длительности по времени не выполняет свое главное назначение – быстро вернуть жилую недвижимость в рыночный оборот, попутно урегулировав денежное обязательство потребителя-заемщика перед банком.

Внесудебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье

На архаичность действующего судебного порядка обращения взыскания на ипотечное жилье, что тормозит развитие сектора финансовых услуг отечественной экономики, обратил внимание сам Банк России, в июне 2020 года рекомендовавший ипотечным банкам «подумать над прощением долгов по ипотеке, если суммы от продажи недвижимости не хватило на погашение кредита».

Инициативу ЦБР подхватил законодатель, в начале декабря 2020 года принявший к рассмотрению в первом чтении законопроект № 907072-7 о праве ипотечного заемщика на сравнительно быструю (в срок до 6 месяцев) самостоятельную (!) продажу жилья в случае невозможности обслуживания ипотечного кредита. 

Пояснительная записка автора законопроекта определяет суть решаемой задачи:

«Вводимые законопроектом новации позволят ускорить реализацию заложенного имущества, что позволит сократить рост суммы задолженности, снизит затраты на реализацию - не потребуется привлекать к реализации предмета залога организатора торгов, ФССП и оценщика. Принятие законопроекта позволит защитить права граждан должников и создаст необременительные механизмы реализации заложенного имущества.»

Таким образом, на фоне высказываемых в 2020 году опасений роста ипотечных неплатежей особую актуальность приобретает вопрос реформы существующего судебного порядка обращения взыскания на ипотечное жилье.

И поскольку Верховный Суд РФ, как указано выше, фактически не видит возможностей для улучшения качества и скорости принятия судебных решений, изменение порядка обращения взыскания на ипотечное жилье следует искать на внесудебной «площадке».

И такая внесудебная «площадка» в России уже создана и успешно функционирует !

Это – Служба финансового уполномоченного, чья деятельность регулируется федеральным законом от 4 июня 2018 г. № 123-ФЗ «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг».

Так, например, в случае наделения финансового уполномоченного компетенцией по разрешению вопросов обращения взыскания на ипотечное жилье по заявлениям как потребителей, так и банков (!), его Служба в соответствии со ст.20 названного федерального закона сможет:

• сравнительно быстро (в срок до 30 дней) рассмотреть обращение и принять по нему решение
• организовать проведение независимой экспертизы (оценки) жилья для его реализации.

Также на Службу финансового уполномоченного могут быть возложены функции по передаче ипотечного жилья на реализацию в установленном порядке, контроль за продажей и распределением вырученных средств.

Наконец, представляется немаловажным уже налаженный судебный контроль за работой финансового уполномоченного (см., например, разъяснения по вопросам, связанным с применением Федерального закона от 4 июня 2018 г. № 123-ФЗ «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг», утв. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 18 марта 2020 г.).

Представляется, что работающий в цифровом формате и обладающий правом выдавать «удостоверение» в качестве исполнительного документа, финансовый уполномоченный сегодня в наибольшей степени из государственных институтов способен обеспечить баланс интересов всех участников правоотношения в жилищной ипотеке при обращении взыскания на заложенное жилье.

Андрей Давыдов

На протяжении многих лет в отечественной юридической науке и судебной практике остается актуальным вопрос определения размера компенсации морального вреда.

Например, указывается, что отсутствие законодательных и/или судебных ориентиров определения размера компенсации морального вреда влечет снижение доверия граждан к российской судебной системе и российскому праву в целом, культивирует субъективное ощущение систематической несправедливости всей российской правоприменительной системы.  

Однако, все попытки юридической общественности установить такие ориентиры неизбежно упираются в принципиальное мнение Верховного суда РФ об индивидуальности каждого случая.

Например, недавняя попытка Ассоциации юристов России придать нормативный характер своему проекту Методических рекомендаций по определению размера компенсации морального вреда при посягательствах на жизнь, здоровье и физическую неприкосновенность человека (приняты Комиссией по вопросам определения размеров компенсаций морального вреда при АЮР 03.03.2020 г.) ожидаемо подверглась критике председателя Совета судей РФ Виктора  Момотова на круглом столе Совета Федерации РФ, где он вновь высказал бытующее в Верховном суде РФ мнение:

«Главную роль в определении размера компенсации играет судейское усмотрение, которое не является абсолютно свободным, а подчиняется закону и требованиям разумности, справедливости, адекватности и соразмерности компенсации последствиям нарушения.

Компенсация морального вреда по своей природе изначально является оценочной категорией, требующей учета не только объективных, но и субъективных факторов, которые имеют настолько индивидуальный характер, что не могут быть учтены в универсальной формуле или арифметическом алгоритме. В связи с изложенным только судья может объективно и всесторонне дать оценку причиненного морального вреда.»

В силу ст.1101 ГК РФ и ч.3 ст.123 Конституции РФ (ч.7 ст.5 ГПК РФ) российская судебная практика не возлагает на суд непосредственное исполнение функций «оценщика» денежного эквивалента морального вреда, что противоречило бы самому принципу осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон.

В то же время, совершенно очевидно, что работающие судьями люди могут не обладать необходимыми качествами для того, чтобы юридически правильно и для социально-исторического момента справедливо оценить доводы (согласно ст.55 ГПК РФ – доказательства) сторон судебного разбирательства о характере причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, о степени вины причинителя вреда (в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда), а также о соблюдении требований разумности и справедливости.

Да, собственно, законодатель и не ставит перед работающим судьей человеком такой задачи, поскольку предписывает ему в ч.1 ст.67 ГПК РФ оценивать эти доказательства по своему внутреннему убеждению.

Но, внутреннее убеждение судьи о размере компенсации морального вреда потерпевшему не всегда может соответствовать, например, требованиям о соблюдении судьей законодательства и Кодекса судейской этики, где в ч.1 ст.4 указывается на отличные от требования ч.1 ст.67 ГПК РФ критерии оценки доказательств:

«Судья при исполнении своих обязанностей по осуществлению правосудия должен исходить из того, что судебная защита прав и свобод человека и гражданина определяет смысл и содержание деятельности органов судебной власти.»

Таким образом, при разрешении судами вопросов об оценке размера компенсации морального вреда необходимо иметь гарантию, что судом учтено не только юридическое, но и этическое требование ст.18 Конституции РФ:

«Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.»

Однако, процессуальные гарантии ГПК РФ по проверке законности и обоснованности принятых судами решений о размере компенсации морального вреда, сегодня, увы, не эффективны.

На это прямо указано председателем Совета судей РФ Виктором Момотовым в его выступлении на заседании дискуссионного Клуба при Верховном суде имени Замятнина, где он не только обратил внимание на направление Верховным судом РФ всех судебных инстанций страны на взыскание экономически целесообразных компенсаций, но и привел пример вынужденного вмешательства Верховного суда РФ в «ручном режиме»: впервые в отечественной судебной практике Верховный суд РФ самостоятельно определил размер компенсации морального вреда.

При таких обстоятельствах представляется обоснованным, чтобы требуемая гарантия экономически целесообразного размера компенсации морального вреда была представлена в суд общественным институтом, специально уполномоченным на обеспечение взаимодействия граждан и организаций РФ с органами государственной власти.

И такой общественный институт уже в России создан – Общественная палата РФ.

Согласно ст.1 федерального закона «Об Общественной палате Российской Федерации» от 04.04.2005 года № 32-ФЗ «Общественная палата призвана обеспечить согласование общественно значимых интересов граждан Российской Федерации, общественных объединений, иных некоммерческих организаций, органов государственной власти и органов местного самоуправления для решения наиболее важных вопросов экономического и социального развития, обеспечения национальной безопасности, защиты прав и свобод граждан Российской Федерации, конституционного строя Российской Федерации и демократических принципов развития гражданского общества в Российской Федерации».

В этой связи и с целью создания эффективного процессуального механизма определения судами экономически целесообразных размеров компенсаций морального вреда предлагается:

1) законодательно дополнить полномочия Общественной платы РФ:

• обязанностью предоставить в определенный срок суду заключение общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда в случаях, когда истец заявляет сумму свыше определенного размера (например, в 1 млн рублей)
• правом утверждать открытую для публичного доступа методику определения размера компенсации морального вреда и соответствующий прейскурант
• на делегирование общественным палатам субъектов РФ полномочий на составление для судов заключений общественных экспертиз о размере компенсации морального вреда по утвержденной методике и взимание за это платы
• на рассмотрение апелляций сторон судебного разбирательства на заключение общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда, составленное общественной палатой субъекта РФ.  

2) законодательно установить в ГПК РФ:

• обязанность суда передать в общественную палату материалы дела для составления заключения общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда в случае, когда истец заявляет сумму свыше определенного размера
• «повышенное» (по аналогии с нотариальным удостоверением согласно ч.5 ст.61 ГПК РФ) доказательное значение заключения общественной экспертизы общественной палаты о размере компенсации морального вреда
• отнесение расходов по оплате установленной общественной палатой стоимости составления заключения общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда и его апелляционного обжалования к процессуальным издержкам.

Очевидно, что со временем на основании совокупности заключений таких общественных экспертиз сформируются так востребованные уже сегодня «ориентиры» определения судами размера компенсации морального вреда.

Другими «бонусами» предложенного механизма станут укрепление авторитета отечественных общественных палат и судебной системы, которая при определении размера компенсации морального вреда подтвердит свое функционирование на основе принципа состязательности и равноправия.

Андрей Давыдов

Согласно ст.2 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) одной из задач гражданского судопроизводства является правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел.

При этом ст.12 ГПК РФ определяет основные принципы гражданского судопроизводства, ведущую роль суда в их реализации и ключевые требования к легитимности самого суда: независимость, объективность и беспристрастность. 

В постановлении Конституционного Суда РФ от 09.11.2018 № 39-П отмечается, что «право на полную, справедливую и эффективную судебную защиту на основе равенства всех перед законом и судом включает в себя не только право на законный суд, но и гарантии объективности, независимости и беспристрастности судей, а обеспечение этих гарантий является важнейшей целью государства…».

По мнению Конституционного Суда РФ, выраженному далее в этом же постановлении, существуют субъективные и объективные критерии таких гарантий, например: «независимость судей не должна подвергаться сомнению ни с субъективной точки зрения участников судебного процесса, ни с объективной точки зрения, выражающей публичный интерес в авторитетной и пользующейся доверием общества судебной власти, решения которой, выносимые именем Российской Федерации, должны быть не только формально законными, но и легитимными, т.е. восприниматься как справедливые, беспристрастные и безупречные, а следовательно, служащие целям эффективной судебной защиты.»

Несмотря на призыв некоторых ученых и практиков полностью отказаться от процессуального института «тайна совещательной комнаты» (ст.194 ГПК) ввиду его якобы отсталости от современных реалий отправления отечественного правосудия, российский законодатель не торопится отменить эту гарантию объективности, независимости и беспристрастности судей при принятии судебных постановлений по-существу дела (хотя у судей уже появилось право не удаляться в совещательную комнату для вынесения мотивированного протокольного определения об их отводе или самоотводе – ч.2 ст.20 ГПК РФ).     

Такая неспешность объясняется тем, что тайна совещательной комнаты является в субъективном восприятии участников судебного процесса гарантией легитимности постановления суда, что, как и судейская мантия, служит поддержанию в обществе авторитета судебной власти, – через свое субъективное восприятие участники дела и публика оценивают действия суда на предмет соответствия объективным критериям: независимость, объективность и беспристрастность.

Собственно, об этом прямо говорится, например, в п.1 ст.9 Кодекса судейской этики от 19 декабря 2012 г. (утв. VIII Всероссийским съездом судей 19 декабря 2012 г.):

«1. Объективность и беспристрастность судьи являются обязательными условиями надлежащего осуществления правосудия. Судья при исполнении своих полномочий и вне служебных отношений должен способствовать поддержанию уверенности общества и участников процесса в объективности и беспристрастности судьи и органов судебной власти.»

В объективном значении институт тайны совещательной комнаты заключается, во-первых, в наличии в здании суда «сопутствующих» помещений – совещательных комнат для суда, которые согласно п.7.15 и п.7.16 действующего в настоящее время Свода правил «Здания федеральных судов. Правила проектирования» (СП 152.13330.2018 Здания федеральных судов. Правила проектирования (с Изменением N 1)) должны быть специальным образом обособлены для исключения контакта суда с иными лицами:

«7.16 Совещательная комната суда предусматривается при каждом зале судебных заседаний. Площадь комнаты - не менее 14 м2. Совещательная комната должна примыкать непосредственно к залу судебных заседаний со стороны зоны участников судопроизводства и иметь отдельный выход из зала, расположенный таким образом, чтобы по пути к выходу судьи не вступали в контакт с посетителями. При совещательной комнате суда следует предусматривать уборную.»

Во-вторых, объективность института тайны совещательной комнаты выражается не только в составе находящихся в ней лиц во время принятия судом решения по делу, но также в сохранении в тайне самого процесса обсуждения принимаемого по делу решения и мотивировочной части особых мнений судей (см. ст.194 ГПК РФ).

Таким образом, принятие судом решения по делу без удаления в совещательную комнату, наличие у судьи контакта с посетителями во время прохода в совещательную комнату, слышимость хода обсуждения в совещательной комнате принимаемого по делу решения, техническое содействие помощника находящемуся в совещательной комнате судье, использование судьей в совещательной комнате мобильного устройства для приема/отправки сообщений и т.п. - все это основания для проверки обстоятельств правильного рассмотрения и разрешения дела в суде.

И, в самом деле, нарушение правила о тайне совещательной комнаты согласно нормам ГПК РФ (ст.330, ст.379.7 и др.) квалифицируется как существенное нарушение норм процессуального права, которое повлияло на исход дела и без устранения которого невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов.

Такое нарушение влечет безусловную отмену принятого по делу судебного постановления.

Но, как достоверно установить обстоятельство нарушения правила о тайне совещательной комнаты, ведь, у участников дела, как правило, нет прямых доказательств такого нарушения, а "выигравшая" дело сторона может скрывать их ?

Для ответа на это вопрос приходится обращаться к общим нормам главы 6 ГПК РФ о доказательствах и доказывании, поскольку в ГПК РФ сегодня отсутствует специальное регулирование оценки судами обоснованности доводов участников дела о нарушении правила о тайне совещательной комнаты.

Однако, попытка буквально применить нормы главы 6 ГПК РФ для проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты в большинстве случаев не позволяет подтвердить этот часто латентный факт.

Не является в этом смысле эффективной и судебная практика, например, апелляционных судов по возвращению дел в нижестоящие суды для проведения служебной проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты:

• во-первых, принимая такие определения, апелляционные суды очевидным образом выходят за пределы своих полномочий согласно ст.325.1 ГПК РФ
• во-вторых, заключение председателя нижестоящего суда о служебной проверке доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты, как правило, в силу норм главы 6 ГПК РФ об источниках доказательств не оформляется апелляционным судом определением о принятии дополнительного доказательства согласно требованию ч.1 ст.327.1 ГПК РФ, хотя часто именно таковым и рассматривается
• в-третьих, в п.15 и п.3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.04.2016 г. №13 «О судебной практике применения законодательства, регулирующего вопросы дисциплинарной ответственности судей» разъясняется, что решение о проведении служебной проверки судьи принимается должностным лицом или органом в порядке и по основаниям, определенным Законом Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и Федеральным законом от 14 марта 2002 года №30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» (т.е. ни ГПК РФ, ни апелляционный суд к таким нормативным актам и органам соответственно не относятся).

Таким образом, действующие нормы главы 6 ГПК РФ в большинстве случаев не позволяют доказать факт нарушения правила о тайне совещательной комнаты, что, действительно, превращает его в фикцию.

Поэтому до внесения изменений в ГПК РФ становится востребованным разъяснение Верховного Суда РФ на уровне его Пленума о презумпции нарушения судом правила о тайне совещательной комнаты при условии разумно обоснованного заявления об этом в процессуальной жалобе.

Представляется, что такая презумпция, равно как и наличие мантии на судьях во время рассмотрения дела, в полной мере соответствует принципу субъективного восприятия независимости, объективности и беспристрастности суда. 

Кроме того, для активации процессуальных последствий такой презумпции необходимо простое соблюдение судом принципа In dubio pro duriore - о толковании судом всех сомнений в разумной обоснованности заявления в пользу вывода о состоявшемся нарушении правила о тайне совещательной комнаты.

Предложенный процессуальный механизм позволяет не перегружать действующий ГПК РФ новеллами о порядке проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты, вносит ясность в порядок установления судом оснований для безусловной отмены обжалуемого судебного постановления, исключает подмену перехода апелляционного суда к рассмотрению дела по правилам производства в суде первой инстанции (ч.5 ст.330 ГПК РФ) ссылкой на заключение служебной проверки судьи об отсутствии нарушения тайны совещательной комнаты и т.д.

Андрей Давыдов

Действующий федеральный закон о несостоятельности (банкротстве) предусматривает (п.4 ст.20.3), что при проведении процедур, применяемых в деле о банкротстве, арбитражный управляющий обязан действовать добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества.

Учитывая разнонаправленность имущественных интересов этих лиц в деле о банкротстве, даже приближенное соблюдение такого требования арбитражным управляющим в своей работе представляется трудновыполнимым.

А вот в отношении участников арбитражного процесса по делу о банкротстве арбитражный управляющий не связан аналогичным требованием закона.

Таким образом, законодателем установлены границы добросовестности и разумности в действиях арбитражного управляющего -  фактически только лишь в отношении банкрота и его кредиторов. 

Тем самым за границами добросовестных и разумных действий арбитражного управляющего остается внушительная часть лиц, зачастую неосмотрительно или вовсе злонамеренно вовлекаемых в судебные разбирательства (т.н. «обособленные споры в деле о банкротстве»).

Особенно показательной в этом значении является арбитражная практика по обособленным спорам об оспаривании подозрительных сделок должников (ст.61.2) – здесь границы процессуальных фантазий арбитражных управляющих фактически не ограничиваются ничем, кроме как их материальными возможностями.

Например, закон позволяет арбитражным управляющим обосновывать свои требования к ответчикам в обособленных спорах о недействительности подозрительных сделок голыми предположениями (!), что приличия  ради называют презумпциями :

«Сделка, совершенная должником в целях причинения вреда имущественным правам кредиторов, может быть признана арбитражным судом недействительной, если такая сделка была совершена в течение трех лет до принятия заявления о признании должника банкротом или после принятия указанного заявления и в результате ее совершения был причинен вред имущественным правам кредиторов и если другая сторона сделки знала об указанной цели должника к моменту совершения сделки (подозрительная сделка). 

Предполагается, что другая сторона знала об этом, если она признана заинтересованным лицом либо если она знала или должна была знать об ущемлении интересов кредиторов должника либо о признаках неплатежеспособности или недостаточности имущества должника.»

Вслед за законодателем Верховный Суд РФ в п.7 постановления от 23 декабря 2010 г. № 63 предоставил арбитражным управляющим возможность бездоказательно (!) заявлять в суде о недействительности подозрительной сделки: «данные презумпции являются опровержимыми - они применяются, если иное не доказано другой стороной сделки.»
При таких обстоятельствах единственной процессуальной преградой оголтелого формирования конкурсной массы арбитражными управляющими выступают не столько профессиональные юристы - судебные представители контрагентов должников по сделкам, - сколько ... сами судьи арбитражных судов.  

Вынужденные рассматривать бездоказательные заявления арбитражных управляющих о недействительности подозрительных сделок должников, судьи нередко благоволят контрагентам по сделкам должников (ответчикам) в процессуальной защите их имущественных прав и интересов, как-то: надлежащим образом уведомляют о судебных заседаниях ответчика, предлагают арбитражному управляющему представить доказательства недействительности сделки, истребуют доказательства в подтверждение законности сделки и т.д.  

Например, в определении об отказе в удовлетворении заявления о признании недействительной подозрительной сделки по продаже несостоятельным должником ответчику дачного земельного участка Арбитражный суд Волгоградской области по делу № А12-9040/2019 указал на следующие процессуальные недостатки позиции арбитражного управляющего:

• отсутствуют документальные доказательства заинтересованности ответчика в отношении должника
• не представлены доказательства того, что вследствие совершения оспариваемой сделки причинен вред имущественным правам кредиторов
• бездоказательны доводы арбитражного управляющего о безвозмездности сделки между должником и ответчиком, а также об отсутствии у ответчика финансовой возможности оплатить купленный у должника дачный земельный участок
• нет доводов о мнимом характере сделки купли-продажи земельного участка, в том числе об использовании должником этого земельного участка после совершения оспариваемой сделки
• доводы арбитражного управляющего опровергаются представленными ответчиком в материалы дела доказательствами.

Таким образом, процессуальные оппоненты (ответчики) в обособленных спорах о недействительности подозрительных сделок вынуждены за свой счет нести бремя защиты своей собственности от голословных притязаний арбитражных управляющих, не связанных законодательным требованием действовать в этих случаях добросовестно и разумно.    

Как же защитить в арбитражном суде свое имущество от требования арбитражного управляющего вернуть его в конкурсную массу ?

Представляется, что для сдерживания процветающего беспардонного рейдерства арбитражных управляющих законодатель и Верховный Суд РФ должны, во-первых, исправить однобокость границ добросовестности и разумности в действиях арбитражных управляющих, а именно: установить, что такое требование к деятельности арбитражного управляющего должно распространяться на всех лиц, участвующих в деле о банкротстве и в арбитражном процессе по делу о банкротстве (они, ведь, тоже этого достойны !). 

Соответственно, потребуется отказаться от законодательных презумций злонамеренного поведения  иных лиц в отношении несостоятельного должника и его кредиторов при рассмотрении судами к ним имущественных требований арбитражных управляющих в деле о банкротстве.

Во-вторых, следует ввести обязательный досудебный (претензионный) порядок урегулирования имущественных требований арбитражных управляющих в обособленных спорах по делам о банкротстве, в т.ч. и, прежде всего, о признании недействительными подозрительных сделок (например, в преамбуле Обзора практики применения арбитражными судами положений процессуального законодательства об обязательном досудебном порядке урегулирования спора, утв. Президиумом Верховного Суда РФ от 22 июля 2020 года, констатируется, что «… соблюдение досудебного порядка урегулирования спора не требуется по делам, в отношении которых в АПК РФ закреплены особенности их рассмотрения: … о несостоятельности (банкротстве)…»).

А пока законодатель и Верховный Суд РФ раздумывают над этим, каждому покупателю имущества следует помнить о возможности утраты своего права собственности в результате узаконенных судебных злоупотреблений арбитражного управляющего несостоятельного продавца.

Андрей Давыдов

С 12 мая 2020 года Верховный Суд РФ, а также суды общей юрисдикции и арбитражные суды приступают к работе в индивидуальном порядке. 

О начале отправления правосудия с 12.05.2020 года сообщили Верховный Суд РФ и Судебный Департамент при Верховном Суде РФ.

Так, в сообщении Верховного Суда РФ от 08.05.2020 года указывается на необходимость использовании средств индивидуальной защиты (маски/респираторы и перчатки) при посещении, в т.ч. участниками судопроизводства, зданий Верховного Суда РФ.

В свою очередь, Судебный Департамент при Верховном Суде РФ в сообщении от 07.05.2020 года предложил с 12.05.2020 года осуществлять деятельность судов в полном объеме. При этом, организация и обеспечение судебных заседаний должны осуществляться с учетом требований социального дистанцирования с использованием средств индивидуальной защиты органов дыхания.

В соответствии с предложением Судебного Департамента при Верховном Суде РФ Арбитражный суд города Москвы сообщил, что с 12 по 31.05.2020 он работает в следующем режиме:

1. Осуществляется приём и обработка документов, поступивших посредством информационной системы подачи документов в электронном виде, с использованием услуг почтовой связи, а также посредством почтовых ящиков, установленных перед зданием суда (по рабочим дням с 09.00 до 13.00 для исковых заявлений (заявлений), с 09.00 до 15.00 для дополнительных документов по делам).

2. В здание суда допускаются участники судебных заседаний с соблюдением ими требований, изложенных в постановлениях и рекомендациях Главного государственного санитарного врача Российской Федерации, в указе Мэра Москвы от 05.03.2020 № 12-УМ (в действующей редакции), в Инструкции о пропускном и внутриобъектовом режиме Арбитражного суда города Москвы, за 20 минут до начала судебного заседания.

3. Выдача копий судебных актов, исполнительных листов и справок на возврат государственной пошлины осуществляется путем направления почтовой связью (копии судебных актов направляются также путем размещения в сети Интернет в электронном виде).

4. 12.05.2020 судебные заседания состоятся по спорам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений.

Однако, Мосгорсуд 08.05.2020 года в противовес предложению Судебного Департамента при Верховном Суде РФ указал на продолжение карантинного режима судов общей юрисдикции города Москвы вплоть до 31 мая 2020 года, что, в частности, означает:

1. Приостановлен прием нарочной документации от граждан.

2. Доступ граждан в канцелярии и экспедиции Московского городского суда, районных судов г.Москвы, а также в здания судебных участков мировых судей ограничен, в том числе ограничен и для ознакомления с материалами дел.

3. Подлежат рассмотрению

• категории дел безотлагательного характера
• дела в порядке упрощенного и приказногопроизводства,
• дела и материалы, рассматриваемые согласно требованиям действующего процессуального законодательства без вызова сторон,
• с учетом обстоятельств дела, мнений участников судопроизводства и условий режима повышенной готовности, суд вправе самостоятельно принять решение о рассмотрении дела, не указанного в перечне выше.

4. Приостанавливается прием граждан председателями районных судов г. Москвы.

Таким образом, в оставшееся до конца мая 2020 года дни (и далее ?) правосудие в стране будет отправляться в объеме, определяемом с учетом состояния заболеваемости коронавирусом в каждом конкретном субъекте Российской Федерации.  

Андрей Давыдов

Опубликовано постановление Правительства РФ № 417 от 02 апреля 2020 года «Об утверждении Правил поведения, обязательных для исполнения гражданами и организациями, при введении режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации», вступающих в силу со дня их опубликования.

Утверждение Правительством РФ таких правил нацелено на устранение правовой неопределенности в отношении законности требований различных "госорганов" к поведению граждан и организаций во время действия режимов чрезвычайной ситуации и повышенной готовности к ней.  

Вместе с тем, правительственные Правила поведения граждан и организаций определяют условие возможности их не соблюдать, а именно: для этого организациям и гражданам необходимо иметь соответствующие документы (причем, не обязательно - в наличии).

Например, Банк России в своем пресс-релизе от 03 апреля 2020 года указывает, что режим нерабочих дней не распространяется на организации, предоставляющие финансовые услуги в части неотложных функций, к которым Банк России относит страховые организации, обеспечивающие исполнение своих обязательств по договорам ОМС, ДМС и ОСАГО.     

И все бы ничего, но формат "пресс-релиза" не позволяет юридически корректно определить правила поведения страховых организаций и работающих в них граждан, особенно в тех случаях, когда Банк России, например, предписывает им "обеспечить возможность проведения данных операций в офлайн-режиме".

Как следствие, любой контролер соблюдения карантинного режима рискует напрочь запутаться не только в полномочиях тех или иных "госорганов" принимать (выдавать) документы об исключении организаций и граждан из режима карантина, но и установить обстоятельства нарушения организацией или гражданином режима карантина.

В свою очередь, наспех введенные административные штрафы за нарушение карантинного режима и задержания транспортных средств нарушителей режима карантина могут оказаться применяемыми незаконно, т.е. нарушающими права организаций и граждан. 

Говоря проще, утвержденные Правительством РФ правила поведения граждан и организаций в условиях карантина, увы, так и не внесли ясность в юридический хаос, который сегодня "регулирует" борьбу с коронавирусом COVID-19.

Остается благодарить власти, что у них нет задачи штрафовать граждан за нарушение режима карантина.

Пока.

Андрей Давыдов

Опубликован и вступил в силу Закон города Москвы от 01.04.2020 г. № 6 о мерах по обеспечению общественного порядка в период действия режима повышенной готовности (согласно указу Президента РФ такой режим будет действовать до 30 апреля 2020 года).

Как следует из содержания Закона, основной силой обеспечения порядка в городе станут общественные пункты охраны порядка (ОПОП), которые формируются в г.Москва из представителей органов государственной власти и органов местного самоуправления, представителей органов территориального общественного самоуправления, предприятий и организаций, общественных и иных объединений, в том числе народных дружин, товариществ собственников жилья, жилищных и жилищно-строительных кооперативов, расположенных на территориях, закрепленных за общественными пунктами охраны порядка, а также из жителей города Москвы.

Именно члены ОПОП будут осуществлять патрулирование закрепленной за ним территории в г.Москве для выявления фактов правонарушений, а именно и прежде всего - правил поведения граждан, должностных лиц и организаций, установленных актуальной редакцией указа мэра г.Москвы от 5 марта 2020 года № 12-УМ «О введении режима повышенной готовности». 

Правда, сами члены ОПОП не будут самостоятельно пресекать выявленные правонарушения, поскольку их полномочия ограничены. Так, члены ОПОП могут только:

• фиксировать факты правонарушений и сообщать о них в общественные пункты охраны порядка и должностным лицам органов государственной власти и местного самоуправления;
• требовать от граждан прекращения нарушения правопорядка, предъявляя при этом свои удостоверения;
• оказывать сотрудникам органов внутренних дел и другим должностным лицам государственных органов и органов местного самоуправления содействие в пресечении правонарушений.

Привлечение же нарушителей режима повышенной готовности на территории города Москвы к административной ответственности будет осуществляться должностными лицами органов внутренних дел (полиции, в том числе полиции на транспорте).

В качестве мер «воздействия» на нарушителей федеральных требований и московского режима повышенной готовности предусмотрены административные штрафы и задержание транспортных средств нарушителей согласно нижеследующему.

Статья 2. О внесении изменений в Закон города Москвы от 21 ноября 2007 года № 45 «Кодекс города Москвы об административных правонарушениях»

1. Дополнить статьей 3.18.1 следующего содержания:

«Статья 3.18.1. Нарушение требований нормативных правовых актов города Москвы, направленных на введение и обеспечение режима повышенной готовности на территории города Москвы

1. Неисполнение требований о временной приостановке проведения мероприятий с очным присутствием граждан, а также работы объектов розничной торговли, организаций (предприятий) общественного питания, оказания услуг с посещением гражданами таких объектов, организаций (предприятий), если эти действия (бездействие) не содержат уголовно наказуемого деяния или не влекут административной ответственности в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях, -

влечет наложение административного штрафа на должностных лиц в размере от тридцати тысяч до сорока тысяч рублей; на юридических лиц – от двухсот тысяч до трехсот тысяч рублей.

2. Невыполнение гражданами требований нормативных правовых актов города Москвы, направленных на введение и обеспечение режима повышенной готовности на территории города Москвы, в том числе необеспечение режима самоизоляции, если эти действия (бездействие) не содержат уголовно наказуемого деяния или не влекут административной ответственности в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях, -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере четырех тысяч рублей.

3. Повторное совершение административного правонарушения, предусмотренного частями 1 и 2 настоящей статьи, -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере пяти тысяч рублей; на должностных лиц - от сорока тысяч до пятидесяти тысяч рублей; на юридических лиц - от трехсот тысяч до пятисот тысяч рублей.

4. Совершение административного правонарушения, предусмотренного частью 2 настоящей статьи, с использованием транспортного средства -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере пяти тысяч рублей.».

Необходимо отметить, что борьба с нарушителями режима повышенной готовности на территории города Москвы может вестись с применением высокотехнологичных мер, а именно путем фиксации административных правонарушений посредством технологий электронного мониторинга местоположения гражданина в определенной геолокации с использованием системы городского видеонаблюдения, технических устройств и программного обеспечения.

В отношении транспортных средств, использовавшихся при нарушении режима повышенной готовности на территории города Москвы, может применяться задержание транспортного средства в порядке, установленном частями 4-8, 10-12 статьи 27.13 КоАП РФ.

В этом случае решение о задержании транспортного средства, прекращении указанного задержания или возврате транспортного средства принимается должностными лицами, уполномоченными составлять протоколы об административных правонарушениях, указанных в части 1 статьи 27.13 КоАП РФ.

Перемещение транспортных средств на специализированную стоянку, их хранение и возврат владельцам, представителям владельцев или лицам, имеющим при себе документы, необходимые для управления данными транспортными средствами, осуществляются учреждением уполномоченного органа исполнительной власти города Москвы в области транспорта в порядке, установленном законом города Москвы от 11 июля 2012 года № 42 «О порядке перемещения транспортных средств на специализированную стоянку, их хранения, оплаты стоимости перемещения и хранения, возврата транспортных средств в городе Москве».

#ОставайтесьДома