АКТУАЛЬНО

Андрей Давыдов

Жилищная ипотека в России, прежде всего – городская, на фоне масштабных процессов индустриального домостроения, банковского кредитования и цифровизации услуг превратилась в актуальный для потребителя финансовый продукт, цена которого зависит от степени рыночной оборачиваемости базисного актива - самой недвижимости.

Так, любое «замораживание» жилья в обороте генерирует убытки не только для участников рынка (застройщики, банки, потребители, страховщики, организации ЖКХ и т.д.), но и для самого государства (снижение налоговых поступлений, рост бюджетного финансирования ЖКХ и т.д.).

Поэтому качество вклада законодателя в развитие отечественного рынка жилья следует оценивать, прежде всего, по эффективности нормативного регулирования «локомотива» этого рынка - жилищной ипотеки.

В свою очередь, основным предметом нормативного регулирования жилищной ипотеки, непосредственно определяющим баланс интересов всех участников правоотношения, следует признать порядок обращения взыскания на заложенное по кредиту жилье: несмотря на статистически незначительный процент просрочек платежей по ипотечным кредитам, именно здесь пересекаются все частные и публичные интересы. 

А  потому порядок обращения взыскания на ипотечное жилье должен соответствовать тому уровню государственного развития, который определяет степень рыночной оборачиваемости жилой недвижимости.    

Судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье 

Действующие в настоящее время нормы (см. ст.51 и ст.55) принятого в 1998 году федерального закона № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)» устанавливают «по умолчанию» судебный порядок обращения взыскания на заложенное по кредиту жилье, хотя с 2017 года признан допустимым и внесудебный порядок.

Определение законодателем в 1998 году судебной «площадки» для процедуры обращения взыскания на заложенное жилье понятно: в то время  отечественный ипотечный рынок только формировался, и на фоне «низкой базы» у государства просто не было нужды в иных юридически квалифицированных арбитрах для разрешения сравнительно небольшого числа ипотечных споров.

Однако, определенный законодателем судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье вскоре получил выраженный социальный уклон: уже в 2008 году при разрешении ипотечных споров судьи оказались не только связаны императивными нормами ст.54 о содержании судебного решения об обращении взыскания на заложенное жилье, но и новеллой ст.54.1 о случаях обязательного отказа суда в обращении такого взыскания.

Учитывая относительно небольшое число судебных дел об обращении взыскания на ипотечное жилье и императивность законодательных норм об этом, Верховный Суд РФ к настоящему времени так и не увидел необходимость посвятить этому вопросу не то, чтобы постановление своего Пленума, но хотя бы систематизированный обзор практики рассмотрения судами дел данной категории.

Стоит ли при таких обстоятельствах удивляться, что к настоящему времени судебный порядок  обращения взыскания на ипотечное жилье, характеризуемый социальным уклоном и волокитой, фактически являет из себя форму судебного разбирательства о несостоятельности (банкротстве) ипотечного заемщика ?!

В качестве яркого примера такого вывода приведем решение Гагаринского районного суда г.Москвы от 30.09.2020 года по гражданскому делу № 02-0067/2020, где:

• само решение принято судом спустя почти 18 месяцев слушаний
• в решении отсутствуют напрочь или частично ответы на все (!) вопросы из числа императивно установленных ст.54 федерального закона № 102-ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»
• неправильно разрешен вопрос об ограниченном размере ответственности ДГИ г.Москвы как владельца выморочного имущества, что может повлечь незаконное обогащение банка-истца за счет бюджета города Москвы
• имеются другие существенные нарушения судом норм материального и процессуального права.

Справедливости ради отметим, что во многом на «качество» такого судебного решения повлияло процессуальное поведение самого банка-истца, «почему-то» оказавшегося не заинтересованным в правильном и скором разрешении дела судом.

Впрочем, секрет такого процессуального поведения банка-истца весьма незатейлив: на фоне растущих цен на жилье главное для любого ипотечного банка-истца в судебном деле – наличие самого решения суда об обращении взыскания на заложенное жилье: именно оно дает банку возможность рано или поздно выгодно для себя продать заложенное жилье с восполнением всех понесенных в ипотечной сделке расходов (убытков), в т.ч. за счет ипотечного заемщика и/или его наследников (включая собственника выморочного жилья).

Таким образом, существующий судебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье в силу длительности по времени не выполняет свое главное назначение – быстро вернуть жилую недвижимость в рыночный оборот, попутно урегулировав денежное обязательство потребителя-заемщика перед банком.

Внесудебный порядок обращения взыскания на ипотечное жилье

На архаичность действующего судебного порядка обращения взыскания на ипотечное жилье, что тормозит развитие сектора финансовых услуг отечественной экономики, обратил внимание сам Банк России, в июне 2020 года рекомендовавший ипотечным банкам «подумать над прощением долгов по ипотеке, если суммы от продажи недвижимости не хватило на погашение кредита».

Инициативу ЦБР подхватил законодатель, в начале декабря 2020 года принявший к рассмотрению в первом чтении законопроект № 907072-7 о праве ипотечного заемщика на сравнительно быструю (в срок до 6 месяцев) самостоятельную (!) продажу жилья в случае невозможности обслуживания ипотечного кредита. 

Пояснительная записка автора законопроекта определяет суть решаемой задачи:

«Вводимые законопроектом новации позволят ускорить реализацию заложенного имущества, что позволит сократить рост суммы задолженности, снизит затраты на реализацию - не потребуется привлекать к реализации предмета залога организатора торгов, ФССП и оценщика. Принятие законопроекта позволит защитить права граждан должников и создаст необременительные механизмы реализации заложенного имущества.»

Таким образом, на фоне высказываемых в 2020 году опасений роста ипотечных неплатежей особую актуальность приобретает вопрос реформы существующего судебного порядка обращения взыскания на ипотечное жилье.

И поскольку Верховный Суд РФ, как указано выше, фактически не видит возможностей для улучшения качества и скорости принятия судебных решений, изменение порядка обращения взыскания на ипотечное жилье следует искать на внесудебной «площадке».

И такая внесудебная «площадка» в России уже создана и успешно функционирует !

Это – Служба финансового уполномоченного, чья деятельность регулируется федеральным законом от 4 июня 2018 г. № 123-ФЗ «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг».

Так, например, в случае наделения финансового уполномоченного компетенцией по разрешению вопросов обращения взыскания на ипотечное жилье по заявлениям как потребителей, так и банков (!), его Служба в соответствии со ст.20 названного федерального закона сможет:

• сравнительно быстро (в срок до 30 дней) рассмотреть обращение и принять по нему решение
• организовать проведение независимой экспертизы (оценки) жилья для его реализации.

Также на Службу финансового уполномоченного могут быть возложены функции по передаче ипотечного жилья на реализацию в установленном порядке, контроль за продажей и распределением вырученных средств.

Наконец, представляется немаловажным уже налаженный судебный контроль за работой финансового уполномоченного (см., например, разъяснения по вопросам, связанным с применением Федерального закона от 4 июня 2018 г. № 123-ФЗ «Об уполномоченном по правам потребителей финансовых услуг», утв. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 18 марта 2020 г.).

Представляется, что работающий в цифровом формате и обладающий правом выдавать «удостоверение» в качестве исполнительного документа, финансовый уполномоченный сегодня в наибольшей степени из государственных институтов способен обеспечить баланс интересов всех участников правоотношения в жилищной ипотеке при обращении взыскания на заложенное жилье.

Андрей Давыдов

На протяжении многих лет в отечественной юридической науке и судебной практике остается актуальным вопрос определения размера компенсации морального вреда.

Например, указывается, что отсутствие законодательных и/или судебных ориентиров определения размера компенсации морального вреда влечет снижение доверия граждан к российской судебной системе и российскому праву в целом, культивирует субъективное ощущение систематической несправедливости всей российской правоприменительной системы.  

Однако, все попытки юридической общественности установить такие ориентиры неизбежно упираются в принципиальное мнение Верховного суда РФ об индивидуальности каждого случая.

Например, недавняя попытка Ассоциации юристов России придать нормативный характер своему проекту Методических рекомендаций по определению размера компенсации морального вреда при посягательствах на жизнь, здоровье и физическую неприкосновенность человека (приняты Комиссией по вопросам определения размеров компенсаций морального вреда при АЮР 03.03.2020 г.) ожидаемо подверглась критике председателя Совета судей РФ Виктора  Момотова на круглом столе Совета Федерации РФ, где он вновь высказал бытующее в Верховном суде РФ мнение:

«Главную роль в определении размера компенсации играет судейское усмотрение, которое не является абсолютно свободным, а подчиняется закону и требованиям разумности, справедливости, адекватности и соразмерности компенсации последствиям нарушения.

Компенсация морального вреда по своей природе изначально является оценочной категорией, требующей учета не только объективных, но и субъективных факторов, которые имеют настолько индивидуальный характер, что не могут быть учтены в универсальной формуле или арифметическом алгоритме. В связи с изложенным только судья может объективно и всесторонне дать оценку причиненного морального вреда.»

В силу ст.1101 ГК РФ и ч.3 ст.123 Конституции РФ (ч.7 ст.5 ГПК РФ) российская судебная практика не возлагает на суд непосредственное исполнение функций «оценщика» денежного эквивалента морального вреда, что противоречило бы самому принципу осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон.

В то же время, совершенно очевидно, что работающие судьями люди могут не обладать необходимыми качествами для того, чтобы юридически правильно и для социально-исторического момента справедливо оценить доводы (согласно ст.55 ГПК РФ – доказательства) сторон судебного разбирательства о характере причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий, о степени вины причинителя вреда (в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда), а также о соблюдении требований разумности и справедливости.

Да, собственно, законодатель и не ставит перед работающим судьей человеком такой задачи, поскольку предписывает ему в ч.1 ст.67 ГПК РФ оценивать эти доказательства по своему внутреннему убеждению.

Но, внутреннее убеждение судьи о размере компенсации морального вреда потерпевшему не всегда может соответствовать, например, требованиям о соблюдении судьей законодательства и Кодекса судейской этики, где в ч.1 ст.4 указывается на отличные от требования ч.1 ст.67 ГПК РФ критерии оценки доказательств:

«Судья при исполнении своих обязанностей по осуществлению правосудия должен исходить из того, что судебная защита прав и свобод человека и гражданина определяет смысл и содержание деятельности органов судебной власти.»

Таким образом, при разрешении судами вопросов об оценке размера компенсации морального вреда необходимо иметь гарантию, что судом учтено не только юридическое, но и этическое требование ст.18 Конституции РФ:

«Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием.»

Однако, процессуальные гарантии ГПК РФ по проверке законности и обоснованности принятых судами решений о размере компенсации морального вреда, сегодня, увы, не эффективны.

На это прямо указано председателем Совета судей РФ Виктором Момотовым в его выступлении на заседании дискуссионного Клуба при Верховном суде имени Замятнина, где он не только обратил внимание на направление Верховным судом РФ всех судебных инстанций страны на взыскание экономически целесообразных компенсаций, но и привел пример вынужденного вмешательства Верховного суда РФ в «ручном режиме»: впервые в отечественной судебной практике Верховный суд РФ самостоятельно определил размер компенсации морального вреда.

При таких обстоятельствах представляется обоснованным, чтобы требуемая гарантия экономически целесообразного размера компенсации морального вреда была представлена в суд общественным институтом, специально уполномоченным на обеспечение взаимодействия граждан и организаций РФ с органами государственной власти.

И такой общественный институт уже в России создан – Общественная палата РФ.

Согласно ст.1 федерального закона «Об Общественной палате Российской Федерации» от 04.04.2005 года № 32-ФЗ «Общественная палата призвана обеспечить согласование общественно значимых интересов граждан Российской Федерации, общественных объединений, иных некоммерческих организаций, органов государственной власти и органов местного самоуправления для решения наиболее важных вопросов экономического и социального развития, обеспечения национальной безопасности, защиты прав и свобод граждан Российской Федерации, конституционного строя Российской Федерации и демократических принципов развития гражданского общества в Российской Федерации».

В этой связи и с целью создания эффективного процессуального механизма определения судами экономически целесообразных размеров компенсаций морального вреда предлагается:

1) законодательно дополнить полномочия Общественной платы РФ:

• обязанностью предоставить в определенный срок суду заключение общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда в случаях, когда истец заявляет сумму свыше определенного размера (например, в 1 млн рублей)
• правом утверждать открытую для публичного доступа методику определения размера компенсации морального вреда и соответствующий прейскурант
• на делегирование общественным палатам субъектов РФ полномочий на составление для судов заключений общественных экспертиз о размере компенсации морального вреда по утвержденной методике и взимание за это платы
• на рассмотрение апелляций сторон судебного разбирательства на заключение общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда, составленное общественной палатой субъекта РФ.  

2) законодательно установить в ГПК РФ:

• обязанность суда передать в общественную палату материалы дела для составления заключения общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда в случае, когда истец заявляет сумму свыше определенного размера
• «повышенное» (по аналогии с нотариальным удостоверением согласно ч.5 ст.61 ГПК РФ) доказательное значение заключения общественной экспертизы общественной палаты о размере компенсации морального вреда
• отнесение расходов по оплате установленной общественной палатой стоимости составления заключения общественной экспертизы о размере компенсации морального вреда и его апелляционного обжалования к процессуальным издержкам.

Очевидно, что со временем на основании совокупности заключений таких общественных экспертиз сформируются так востребованные уже сегодня «ориентиры» определения судами размера компенсации морального вреда.

Другими «бонусами» предложенного механизма станут укрепление авторитета отечественных общественных палат и судебной системы, которая при определении размера компенсации морального вреда подтвердит свое функционирование на основе принципа состязательности и равноправия.

Андрей Давыдов

Согласно ст.2 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) одной из задач гражданского судопроизводства является правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел.

При этом ст.12 ГПК РФ определяет основные принципы гражданского судопроизводства, ведущую роль суда в их реализации и ключевые требования к легитимности самого суда: независимость, объективность и беспристрастность. 

В постановлении Конституционного Суда РФ от 09.11.2018 № 39-П отмечается, что «право на полную, справедливую и эффективную судебную защиту на основе равенства всех перед законом и судом включает в себя не только право на законный суд, но и гарантии объективности, независимости и беспристрастности судей, а обеспечение этих гарантий является важнейшей целью государства…».

По мнению Конституционного Суда РФ, выраженному далее в этом же постановлении, существуют субъективные и объективные критерии таких гарантий, например: «независимость судей не должна подвергаться сомнению ни с субъективной точки зрения участников судебного процесса, ни с объективной точки зрения, выражающей публичный интерес в авторитетной и пользующейся доверием общества судебной власти, решения которой, выносимые именем Российской Федерации, должны быть не только формально законными, но и легитимными, т.е. восприниматься как справедливые, беспристрастные и безупречные, а следовательно, служащие целям эффективной судебной защиты.»

Несмотря на призыв некоторых ученых и практиков полностью отказаться от процессуального института «тайна совещательной комнаты» (ст.194 ГПК) ввиду его якобы отсталости от современных реалий отправления отечественного правосудия, российский законодатель не торопится отменить эту гарантию объективности, независимости и беспристрастности судей при принятии судебных постановлений по-существу дела (хотя у судей уже появилось право не удаляться в совещательную комнату для вынесения мотивированного протокольного определения об их отводе или самоотводе – ч.2 ст.20 ГПК РФ).     

Такая неспешность объясняется тем, что тайна совещательной комнаты является в субъективном восприятии участников судебного процесса гарантией легитимности постановления суда, что, как и судейская мантия, служит поддержанию в обществе авторитета судебной власти, – через свое субъективное восприятие участники дела и публика оценивают действия суда на предмет соответствия объективным критериям: независимость, объективность и беспристрастность.

Собственно, об этом прямо говорится, например, в п.1 ст.9 Кодекса судейской этики от 19 декабря 2012 г. (утв. VIII Всероссийским съездом судей 19 декабря 2012 г.):

«1. Объективность и беспристрастность судьи являются обязательными условиями надлежащего осуществления правосудия. Судья при исполнении своих полномочий и вне служебных отношений должен способствовать поддержанию уверенности общества и участников процесса в объективности и беспристрастности судьи и органов судебной власти.»

В объективном значении институт тайны совещательной комнаты заключается, во-первых, в наличии в здании суда «сопутствующих» помещений – совещательных комнат для суда, которые согласно п.7.15 и п.7.16 действующего в настоящее время Свода правил «Здания федеральных судов. Правила проектирования» (СП 152.13330.2018 Здания федеральных судов. Правила проектирования (с Изменением N 1)) должны быть специальным образом обособлены для исключения контакта суда с иными лицами:

«7.16 Совещательная комната суда предусматривается при каждом зале судебных заседаний. Площадь комнаты - не менее 14 м2. Совещательная комната должна примыкать непосредственно к залу судебных заседаний со стороны зоны участников судопроизводства и иметь отдельный выход из зала, расположенный таким образом, чтобы по пути к выходу судьи не вступали в контакт с посетителями. При совещательной комнате суда следует предусматривать уборную.»

Во-вторых, объективность института тайны совещательной комнаты выражается не только в составе находящихся в ней лиц во время принятия судом решения по делу, но также в сохранении в тайне самого процесса обсуждения принимаемого по делу решения и мотивировочной части особых мнений судей (см. ст.194 ГПК РФ).

Таким образом, принятие судом решения по делу без удаления в совещательную комнату, наличие у судьи контакта с посетителями во время прохода в совещательную комнату, слышимость хода обсуждения в совещательной комнате принимаемого по делу решения, техническое содействие помощника находящемуся в совещательной комнате судье, использование судьей в совещательной комнате мобильного устройства для приема/отправки сообщений и т.п. - все это основания для проверки обстоятельств правильного рассмотрения и разрешения дела в суде.

И, в самом деле, нарушение правила о тайне совещательной комнаты согласно нормам ГПК РФ (ст.330, ст.379.7 и др.) квалифицируется как существенное нарушение норм процессуального права, которое повлияло на исход дела и без устранения которого невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов.

Такое нарушение влечет безусловную отмену принятого по делу судебного постановления.

Но, как достоверно установить обстоятельство нарушения правила о тайне совещательной комнаты, ведь, у участников дела, как правило, нет прямых доказательств такого нарушения, а "выигравшая" дело сторона может скрывать их ?

Для ответа на это вопрос приходится обращаться к общим нормам главы 6 ГПК РФ о доказательствах и доказывании, поскольку в ГПК РФ сегодня отсутствует специальное регулирование оценки судами обоснованности доводов участников дела о нарушении правила о тайне совещательной комнаты.

Однако, попытка буквально применить нормы главы 6 ГПК РФ для проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты в большинстве случаев не позволяет подтвердить этот часто латентный факт.

Не является в этом смысле эффективной и судебная практика, например, апелляционных судов по возвращению дел в нижестоящие суды для проведения служебной проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты:

• во-первых, принимая такие определения, апелляционные суды очевидным образом выходят за пределы своих полномочий согласно ст.325.1 ГПК РФ
• во-вторых, заключение председателя нижестоящего суда о служебной проверке доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты, как правило, в силу норм главы 6 ГПК РФ об источниках доказательств не оформляется апелляционным судом определением о принятии дополнительного доказательства согласно требованию ч.1 ст.327.1 ГПК РФ, хотя часто именно таковым и рассматривается
• в-третьих, в п.15 и п.3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.04.2016 г. №13 «О судебной практике применения законодательства, регулирующего вопросы дисциплинарной ответственности судей» разъясняется, что решение о проведении служебной проверки судьи принимается должностным лицом или органом в порядке и по основаниям, определенным Законом Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» и Федеральным законом от 14 марта 2002 года №30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» (т.е. ни ГПК РФ, ни апелляционный суд к таким нормативным актам и органам соответственно не относятся).

Таким образом, действующие нормы главы 6 ГПК РФ в большинстве случаев не позволяют доказать факт нарушения правила о тайне совещательной комнаты, что, действительно, превращает его в фикцию.

Поэтому до внесения изменений в ГПК РФ становится востребованным разъяснение Верховного Суда РФ на уровне его Пленума о презумпции нарушения судом правила о тайне совещательной комнаты при условии разумно обоснованного заявления об этом в процессуальной жалобе.

Представляется, что такая презумпция, равно как и наличие мантии на судьях во время рассмотрения дела, в полной мере соответствует принципу субъективного восприятия независимости, объективности и беспристрастности суда. 

Кроме того, для активации процессуальных последствий такой презумпции необходимо простое соблюдение судом принципа In dubio pro duriore - о толковании судом всех сомнений в разумной обоснованности заявления в пользу вывода о состоявшемся нарушении правила о тайне совещательной комнаты.

Предложенный процессуальный механизм позволяет не перегружать действующий ГПК РФ новеллами о порядке проверки доводов о нарушении правила о тайне совещательной комнаты, вносит ясность в порядок установления судом оснований для безусловной отмены обжалуемого судебного постановления, исключает подмену перехода апелляционного суда к рассмотрению дела по правилам производства в суде первой инстанции (ч.5 ст.330 ГПК РФ) ссылкой на заключение служебной проверки судьи об отсутствии нарушения тайны совещательной комнаты и т.д.

Андрей Давыдов

Действующий федеральный закон о несостоятельности (банкротстве) предусматривает (п.4 ст.20.3), что при проведении процедур, применяемых в деле о банкротстве, арбитражный управляющий обязан действовать добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества.

Учитывая разнонаправленность имущественных интересов этих лиц в деле о банкротстве, даже приближенное соблюдение такого требования арбитражным управляющим в своей работе представляется трудновыполнимым.

А вот в отношении участников арбитражного процесса по делу о банкротстве арбитражный управляющий не связан аналогичным требованием закона.

Таким образом, законодателем установлены границы добросовестности и разумности в действиях арбитражного управляющего -  фактически только лишь в отношении банкрота и его кредиторов. 

Тем самым за границами добросовестных и разумных действий арбитражного управляющего остается внушительная часть лиц, зачастую неосмотрительно или вовсе злонамеренно вовлекаемых в судебные разбирательства (т.н. «обособленные споры в деле о банкротстве»).

Особенно показательной в этом значении является арбитражная практика по обособленным спорам об оспаривании подозрительных сделок должников (ст.61.2) – здесь границы процессуальных фантазий арбитражных управляющих фактически не ограничиваются ничем, кроме как их материальными возможностями.

Например, закон позволяет арбитражным управляющим обосновывать свои требования к ответчикам в обособленных спорах о недействительности подозрительных сделок голыми предположениями (!), что приличия  ради называют презумпциями :

«Сделка, совершенная должником в целях причинения вреда имущественным правам кредиторов, может быть признана арбитражным судом недействительной, если такая сделка была совершена в течение трех лет до принятия заявления о признании должника банкротом или после принятия указанного заявления и в результате ее совершения был причинен вред имущественным правам кредиторов и если другая сторона сделки знала об указанной цели должника к моменту совершения сделки (подозрительная сделка). 

Предполагается, что другая сторона знала об этом, если она признана заинтересованным лицом либо если она знала или должна была знать об ущемлении интересов кредиторов должника либо о признаках неплатежеспособности или недостаточности имущества должника.»

Вслед за законодателем Верховный Суд РФ в п.7 постановления от 23 декабря 2010 г. № 63 предоставил арбитражным управляющим возможность бездоказательно (!) заявлять в суде о недействительности подозрительной сделки: «данные презумпции являются опровержимыми - они применяются, если иное не доказано другой стороной сделки.»
При таких обстоятельствах единственной процессуальной преградой оголтелого формирования конкурсной массы арбитражными управляющими выступают не столько профессиональные юристы - судебные представители контрагентов должников по сделкам, - сколько ... сами судьи арбитражных судов.  

Вынужденные рассматривать бездоказательные заявления арбитражных управляющих о недействительности подозрительных сделок должников, судьи нередко благоволят контрагентам по сделкам должников (ответчикам) в процессуальной защите их имущественных прав и интересов, как-то: надлежащим образом уведомляют о судебных заседаниях ответчика, предлагают арбитражному управляющему представить доказательства недействительности сделки, истребуют доказательства в подтверждение законности сделки и т.д.  

Например, в определении об отказе в удовлетворении заявления о признании недействительной подозрительной сделки по продаже несостоятельным должником ответчику дачного земельного участка Арбитражный суд Волгоградской области по делу № А12-9040/2019 указал на следующие процессуальные недостатки позиции арбитражного управляющего:

• отсутствуют документальные доказательства заинтересованности ответчика в отношении должника
• не представлены доказательства того, что вследствие совершения оспариваемой сделки причинен вред имущественным правам кредиторов
• бездоказательны доводы арбитражного управляющего о безвозмездности сделки между должником и ответчиком, а также об отсутствии у ответчика финансовой возможности оплатить купленный у должника дачный земельный участок
• нет доводов о мнимом характере сделки купли-продажи земельного участка, в том числе об использовании должником этого земельного участка после совершения оспариваемой сделки
• доводы арбитражного управляющего опровергаются представленными ответчиком в материалы дела доказательствами.

Таким образом, процессуальные оппоненты (ответчики) в обособленных спорах о недействительности подозрительных сделок вынуждены за свой счет нести бремя защиты своей собственности от голословных притязаний арбитражных управляющих, не связанных законодательным требованием действовать в этих случаях добросовестно и разумно.    

Как же защитить в арбитражном суде свое имущество от требования арбитражного управляющего вернуть его в конкурсную массу ?

Представляется, что для сдерживания процветающего беспардонного рейдерства арбитражных управляющих законодатель и Верховный Суд РФ должны, во-первых, исправить однобокость границ добросовестности и разумности в действиях арбитражных управляющих, а именно: установить, что такое требование к деятельности арбитражного управляющего должно распространяться на всех лиц, участвующих в деле о банкротстве и в арбитражном процессе по делу о банкротстве (они, ведь, тоже этого достойны !). 

Соответственно, потребуется отказаться от законодательных презумций злонамеренного поведения  иных лиц в отношении несостоятельного должника и его кредиторов при рассмотрении судами к ним имущественных требований арбитражных управляющих в деле о банкротстве.

Во-вторых, следует ввести обязательный досудебный (претензионный) порядок урегулирования имущественных требований арбитражных управляющих в обособленных спорах по делам о банкротстве, в т.ч. и, прежде всего, о признании недействительными подозрительных сделок (например, в преамбуле Обзора практики применения арбитражными судами положений процессуального законодательства об обязательном досудебном порядке урегулирования спора, утв. Президиумом Верховного Суда РФ от 22 июля 2020 года, констатируется, что «… соблюдение досудебного порядка урегулирования спора не требуется по делам, в отношении которых в АПК РФ закреплены особенности их рассмотрения: … о несостоятельности (банкротстве)…»).

А пока законодатель и Верховный Суд РФ раздумывают над этим, каждому покупателю имущества следует помнить о возможности утраты своего права собственности в результате узаконенных судебных злоупотреблений арбитражного управляющего несостоятельного продавца.

Андрей Давыдов

С 12 мая 2020 года Верховный Суд РФ, а также суды общей юрисдикции и арбитражные суды приступают к работе в индивидуальном порядке. 

О начале отправления правосудия с 12.05.2020 года сообщили Верховный Суд РФ и Судебный Департамент при Верховном Суде РФ.

Так, в сообщении Верховного Суда РФ от 08.05.2020 года указывается на необходимость использовании средств индивидуальной защиты (маски/респираторы и перчатки) при посещении, в т.ч. участниками судопроизводства, зданий Верховного Суда РФ.

В свою очередь, Судебный Департамент при Верховном Суде РФ в сообщении от 07.05.2020 года предложил с 12.05.2020 года осуществлять деятельность судов в полном объеме. При этом, организация и обеспечение судебных заседаний должны осуществляться с учетом требований социального дистанцирования с использованием средств индивидуальной защиты органов дыхания.

В соответствии с предложением Судебного Департамента при Верховном Суде РФ Арбитражный суд города Москвы сообщил, что с 12 по 31.05.2020 он работает в следующем режиме:

1. Осуществляется приём и обработка документов, поступивших посредством информационной системы подачи документов в электронном виде, с использованием услуг почтовой связи, а также посредством почтовых ящиков, установленных перед зданием суда (по рабочим дням с 09.00 до 13.00 для исковых заявлений (заявлений), с 09.00 до 15.00 для дополнительных документов по делам).

2. В здание суда допускаются участники судебных заседаний с соблюдением ими требований, изложенных в постановлениях и рекомендациях Главного государственного санитарного врача Российской Федерации, в указе Мэра Москвы от 05.03.2020 № 12-УМ (в действующей редакции), в Инструкции о пропускном и внутриобъектовом режиме Арбитражного суда города Москвы, за 20 минут до начала судебного заседания.

3. Выдача копий судебных актов, исполнительных листов и справок на возврат государственной пошлины осуществляется путем направления почтовой связью (копии судебных актов направляются также путем размещения в сети Интернет в электронном виде).

4. 12.05.2020 судебные заседания состоятся по спорам, возникающим из административных и иных публичных правоотношений.

Однако, Мосгорсуд 08.05.2020 года в противовес предложению Судебного Департамента при Верховном Суде РФ указал на продолжение карантинного режима судов общей юрисдикции города Москвы вплоть до 31 мая 2020 года, что, в частности, означает:

1. Приостановлен прием нарочной документации от граждан.

2. Доступ граждан в канцелярии и экспедиции Московского городского суда, районных судов г.Москвы, а также в здания судебных участков мировых судей ограничен, в том числе ограничен и для ознакомления с материалами дел.

3. Подлежат рассмотрению

• категории дел безотлагательного характера
• дела в порядке упрощенного и приказногопроизводства,
• дела и материалы, рассматриваемые согласно требованиям действующего процессуального законодательства без вызова сторон,
• с учетом обстоятельств дела, мнений участников судопроизводства и условий режима повышенной готовности, суд вправе самостоятельно принять решение о рассмотрении дела, не указанного в перечне выше.

4. Приостанавливается прием граждан председателями районных судов г. Москвы.

Таким образом, в оставшееся до конца мая 2020 года дни (и далее ?) правосудие в стране будет отправляться в объеме, определяемом с учетом состояния заболеваемости коронавирусом в каждом конкретном субъекте Российской Федерации.  

Андрей Давыдов

Опубликовано постановление Правительства РФ № 417 от 02 апреля 2020 года «Об утверждении Правил поведения, обязательных для исполнения гражданами и организациями, при введении режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации», вступающих в силу со дня их опубликования.

Утверждение Правительством РФ таких правил нацелено на устранение правовой неопределенности в отношении законности требований различных "госорганов" к поведению граждан и организаций во время действия режимов чрезвычайной ситуации и повышенной готовности к ней.  

Вместе с тем, правительственные Правила поведения граждан и организаций определяют условие возможности их не соблюдать, а именно: для этого организациям и гражданам необходимо иметь соответствующие документы (причем, не обязательно - в наличии).

Например, Банк России в своем пресс-релизе от 03 апреля 2020 года указывает, что режим нерабочих дней не распространяется на организации, предоставляющие финансовые услуги в части неотложных функций, к которым Банк России относит страховые организации, обеспечивающие исполнение своих обязательств по договорам ОМС, ДМС и ОСАГО.     

И все бы ничего, но формат "пресс-релиза" не позволяет юридически корректно определить правила поведения страховых организаций и работающих в них граждан, особенно в тех случаях, когда Банк России, например, предписывает им "обеспечить возможность проведения данных операций в офлайн-режиме".

Как следствие, любой контролер соблюдения карантинного режима рискует напрочь запутаться не только в полномочиях тех или иных "госорганов" принимать (выдавать) документы об исключении организаций и граждан из режима карантина, но и установить обстоятельства нарушения организацией или гражданином режима карантина.

В свою очередь, наспех введенные административные штрафы за нарушение карантинного режима и задержания транспортных средств нарушителей режима карантина могут оказаться применяемыми незаконно, т.е. нарушающими права организаций и граждан. 

Говоря проще, утвержденные Правительством РФ правила поведения граждан и организаций в условиях карантина, увы, так и не внесли ясность в юридический хаос, который сегодня "регулирует" борьбу с коронавирусом COVID-19.

Остается благодарить власти, что у них нет задачи штрафовать граждан за нарушение режима карантина.

Пока.

Андрей Давыдов

Опубликован и вступил в силу Закон города Москвы от 01.04.2020 г. № 6 о мерах по обеспечению общественного порядка в период действия режима повышенной готовности (согласно указу Президента РФ такой режим будет действовать до 30 апреля 2020 года).

Как следует из содержания Закона, основной силой обеспечения порядка в городе станут общественные пункты охраны порядка (ОПОП), которые формируются в г.Москва из представителей органов государственной власти и органов местного самоуправления, представителей органов территориального общественного самоуправления, предприятий и организаций, общественных и иных объединений, в том числе народных дружин, товариществ собственников жилья, жилищных и жилищно-строительных кооперативов, расположенных на территориях, закрепленных за общественными пунктами охраны порядка, а также из жителей города Москвы.

Именно члены ОПОП будут осуществлять патрулирование закрепленной за ним территории в г.Москве для выявления фактов правонарушений, а именно и прежде всего - правил поведения граждан, должностных лиц и организаций, установленных актуальной редакцией указа мэра г.Москвы от 5 марта 2020 года № 12-УМ «О введении режима повышенной готовности». 

Правда, сами члены ОПОП не будут самостоятельно пресекать выявленные правонарушения, поскольку их полномочия ограничены. Так, члены ОПОП могут только:

• фиксировать факты правонарушений и сообщать о них в общественные пункты охраны порядка и должностным лицам органов государственной власти и местного самоуправления;
• требовать от граждан прекращения нарушения правопорядка, предъявляя при этом свои удостоверения;
• оказывать сотрудникам органов внутренних дел и другим должностным лицам государственных органов и органов местного самоуправления содействие в пресечении правонарушений.

Привлечение же нарушителей режима повышенной готовности на территории города Москвы к административной ответственности будет осуществляться должностными лицами органов внутренних дел (полиции, в том числе полиции на транспорте).

В качестве мер «воздействия» на нарушителей федеральных требований и московского режима повышенной готовности предусмотрены административные штрафы и задержание транспортных средств нарушителей согласно нижеследующему.

Статья 2. О внесении изменений в Закон города Москвы от 21 ноября 2007 года № 45 «Кодекс города Москвы об административных правонарушениях»

1. Дополнить статьей 3.18.1 следующего содержания:

«Статья 3.18.1. Нарушение требований нормативных правовых актов города Москвы, направленных на введение и обеспечение режима повышенной готовности на территории города Москвы

1. Неисполнение требований о временной приостановке проведения мероприятий с очным присутствием граждан, а также работы объектов розничной торговли, организаций (предприятий) общественного питания, оказания услуг с посещением гражданами таких объектов, организаций (предприятий), если эти действия (бездействие) не содержат уголовно наказуемого деяния или не влекут административной ответственности в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях, -

влечет наложение административного штрафа на должностных лиц в размере от тридцати тысяч до сорока тысяч рублей; на юридических лиц – от двухсот тысяч до трехсот тысяч рублей.

2. Невыполнение гражданами требований нормативных правовых актов города Москвы, направленных на введение и обеспечение режима повышенной готовности на территории города Москвы, в том числе необеспечение режима самоизоляции, если эти действия (бездействие) не содержат уголовно наказуемого деяния или не влекут административной ответственности в соответствии с Кодексом Российской Федерации об административных правонарушениях, -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере четырех тысяч рублей.

3. Повторное совершение административного правонарушения, предусмотренного частями 1 и 2 настоящей статьи, -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере пяти тысяч рублей; на должностных лиц - от сорока тысяч до пятидесяти тысяч рублей; на юридических лиц - от трехсот тысяч до пятисот тысяч рублей.

4. Совершение административного правонарушения, предусмотренного частью 2 настоящей статьи, с использованием транспортного средства -

влечет наложение административного штрафа на граждан в размере пяти тысяч рублей.».

Необходимо отметить, что борьба с нарушителями режима повышенной готовности на территории города Москвы может вестись с применением высокотехнологичных мер, а именно путем фиксации административных правонарушений посредством технологий электронного мониторинга местоположения гражданина в определенной геолокации с использованием системы городского видеонаблюдения, технических устройств и программного обеспечения.

В отношении транспортных средств, использовавшихся при нарушении режима повышенной готовности на территории города Москвы, может применяться задержание транспортного средства в порядке, установленном частями 4-8, 10-12 статьи 27.13 КоАП РФ.

В этом случае решение о задержании транспортного средства, прекращении указанного задержания или возврате транспортного средства принимается должностными лицами, уполномоченными составлять протоколы об административных правонарушениях, указанных в части 1 статьи 27.13 КоАП РФ.

Перемещение транспортных средств на специализированную стоянку, их хранение и возврат владельцам, представителям владельцев или лицам, имеющим при себе документы, необходимые для управления данными транспортными средствами, осуществляются учреждением уполномоченного органа исполнительной власти города Москвы в области транспорта в порядке, установленном законом города Москвы от 11 июля 2012 года № 42 «О порядке перемещения транспортных средств на специализированную стоянку, их хранения, оплаты стоимости перемещения и хранения, возврата транспортных средств в городе Москве».

#ОставайтесьДома

Андрей Давыдов

С каждым годом дроны становятся в России все более популярны: по неофициальным оценкам, в 2018 году продано 160 тысяч дронов на сумму 1,9 млрд руб., а к 2035 году объем российского рынка беспилотников должен составить $35–40 млрд; через 20 лет в российском небе прогнозируют одновременное нахождение не менее 100 тысяч дронов.

Как отмечается в Плане мероприятий («дорожная карта») «Аэронет» Национальной технологической инициативы (утвержден 24 июня 2016 года Президиумом Совета при Президенте Российской Федерации по модернизации экономики и инновационному развитию России - протокол заседания президиума № 3), ведущие позиции в глобальной конкурентной гонке займут те страны, которые обеспечат на своей территории наиболее благоприятный режим производства и эксплуатации беспилотных авиационных систем (БАС).

Российский правовой режим производства, ввоза и пилотирования дронов, равно как и зарубежные правила (также см. карту Drone Laws For Every Country In The World), находится буквально в процессе формирования и пока не может быть оценен на "благоприятность".

Вместе с тем, опыт США, Франции, Великобритании, Германии, Кипра, Черногории, Белоруссии и других стран показывает, что одним из критериев "благоприятности" режима государственного регулирования эксплуатации дронов является защищенность имущественных прав граждан и организаций от вреда, который может быть причинен дронами в результате следующих типовых рисков:

• Статистика опасного или криминального использования беспилотников
• Столкновения БЛА с людьми. Опасность травм
• Полеты над участками, где полеты запрещены или неуместны
• Опасное сближение с авиатехникой, включая вертолеты и т.п.
• Столкновения со зданиями, сооружениями, памятниками
• Использование дронов для перевозки криминальных товаров, прежде всего, наркотиков
• Вуаеризм
• Хулиганство, террористические акты
• Использование коммерческих беспилотников в военных целях
• Перехват управления чужим дроном
• Опасности использования данных, собираемым коммерческими БЛА

Отечественное законодательство пока закрепляет лишь базовые основы безопасной эксплуатации дронов, например:

• поощряет развитие федеральной нормы ст.131 Воздушного кодекса РФ про обязательное страхование ответственности владельца воздушного судна перед третьими лицами во внутренних документах объединений эксплуатантов дронов (см. Положение о страховании членами Ассоциации АЭРОНЕТ гражданской ответственности владельцев и эксплуатантов беспилотных авиационных систем. Требования к договорам страхования - утверждено решением очередного Общего собрания членов Ассоциации «Аэронет» Протокол  № 6  от 08 июня  2017 г.)  
• устанавливает Правила учета беспилотных гражданских воздушных судов с максимальной взлетной массой от 0,25 килограмма до 30 килограммов, ввезенных в Российскую Федерацию или произведенных в Российской Федерации (утв. постановлением Правительства РФ от 25 мая 2019 года № 658)
• вводит «облегченный» правовой режим выполнения визуальных полетов беспилотных воздушных судов с максимальной взлетной массой до 30 кг, осуществляемых в пределах прямой видимости в светлое время суток на высотах менее 150 метров от земной или водной поверхности (см. постановление Правительства РФ от 03.02.2020 № 74 «О внесении изменений в Федеральные правила использования воздушного пространства Российской Федерации»).

Однако, уже сегодня в России заметно отставание государственного регулирования от масштаба растущего отечественного рынка коммерческих и некоммерческих дронов, что не позволяет эффективно решать вопросы возмещения вреда за причинный де-факто анонимными дронами вред жизни, здоровью и имуществу третьих лиц.

Так, отечественная административная правоприменительная практика в отношении автомобилистов указывает, что даже нанесение идентифицирующих эксплуатанта наклеек, электронных маркеров и т.п. на поверхность и/или в конструкцию «легкого» (с максимальной взлетной массой до 30 кг) дрона далеко не всегда может позволить установить принадлежность дрона и, следовательно, определить виновника в причинении таким «легким» дроном вреда третьим лицам.

Именно по причине этой "анонимности" сегодня отечественные страховщики в своем большинстве даже не рассматривают самый массовый и опасный сегмент отечественного парка «легких» (с максимальной взлетной массой до 30 кг) дронов ни как объект страхования (по аналогии с полисом КАСКО), ни как предмет страхования гражданской ответственности их эксплуатантов (по аналогии с полисом ОСАГО).    

Таким образом, в обозримой перспективе применительно к «легким» (с максимальной взлетной массой до 30 кг) дронам не будут эффективно работать не только гражданско-правовой институт главы 48 Гражданского кодекса РФ «Страхование», но и, в большинстве случаев, гражданско-правовой институт ст.1064 Гражданского кодекса РФ «Общие основания ответственности за причинение вреда» в части возложения ответственности за вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также за вред, причиненный имуществу юридического лица, на лицо, причинившее этот вред.

Следовательно, поскольку основными критериями государственного регулирования возмещения причиненного дронами вреда являются идентификация принадлежности дрона и его максимальная взлетная масса, представляется обоснованным в соответствии с п.1 ст.1064 Гражданского кодекса РФ принятие специального федерального закона о возложении обязанности возмещения вреда, причиненного «легкими» (с максимальной взлетной массой до 30 кг) дронами жизни, здоровью и имуществу граждан, а также имуществу организаций, на особое лицо (фонд), не являющееся причинителем этого вреда.

А для обеспечения этим особым лицом (фондом) выплат в возмещение такого вреда – принять правительственное постановление о размерах «налога на дроны» с максимальной взлетной массой до 30 кг по аналогии с «налогом на болванки» (см. постановление Правительства РФ от 14 октября 2010 г. № 829).

Представляется, что деятельность такого особого лица (фонда) должна осуществляться под управлением НССО, в ведении которого также должны находиться вопросы реализации обязательного страхования гражданской ответственности эксплуатантов «тяжелых» (с максимальной взлетной массой более 30 кг) дронов на основании соответствующего нового федерального закона (см п.4 ст.3 федерального закона № 4015-1) и регулируемых Банком России правил страхования/страховых тарифов (участие национального перестраховщика АО «РНПК» - обязательно).

А пока государство думает, пожалуй, единственным эффективным средством защиты жизни, здоровья и имущества от всяких дронов остается … самозащита гражданских прав.

Андрей Давыдов

Несмотря на отдельные мнения, все идет к тому, что в России неизбежно и весьма скоро будет принят новый Кодекс об административных правонарушениях (КоАП РФ), правительственный проект которого на днях опубликован для всеобщего сведения.

Одна из самых ярких новелл проекта КоАП РФ – конфискация транспортного средства у его собственника за попустительство водителю в управлении им в состоянии опьянения:

«Статья 34.34. Непринятие собственником транспортного средства мер по исключению возможности совершения иным лицом преступления ‎с использованием данного транспортного средства

Непринятие собственником транспортного средства мер по исключению возможности совершения иным лицом преступления, предусмотренного ‎статьей 264.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, с использованием данного транспортного средства, в случае объявления ему в установленном порядке постановления или вручения копии приговора -

влечет конфискацию транспортного средства.

Примечание. Под иным лицом в настоящей статье следует понимать лицо, подвергнутое административному наказанию за совершение административного правонарушения, предусмотренного статьями 21.8, 21.27 и частью 3 статьи 21.28 настоящего Кодекса, либо имеющее судимость за преступление, предусмотренное частями второй, четвертой и шестой статьи 264, статьей 2641 Уголовного кодекса Российской Федерации.»

Безусловно, государство обязано бороться с фактами управления транспортными средствами в состоянии опьянения – согласно статистике ГИБДД за 2019 год «каждый четвертый смертельный случай в ДТП связан с управлением в состоянии опьянения. Сотрудниками Госавтоинспекции в прошлом году выявлено 541,6 тысяч фактов управления транспортными средствами в состоянии опьянения, из которых 68 тысяч отнесены к уголовной юрисдикции.»

Однако, насколько обоснованно предложение Правительства РФ (напомним: разработчик законопроекта – Минюст РФ) института конфискации для борьбы с фактами управления транспортными средствами в состоянии опьянения ?

Отечественная теория права, а вслед за ней действующий КоАП РФ и его рассматриваемый проект, а также судебная практика отрицают саму возможность института соучастия в совершении административных правонарушений, а потому авторы новеллы о конфискации вынуждены изобрести состав самостоятельно (т.е. без участия водителя) совершаемого собственником транспортного средства административного правонарушения – хотя понятно, что новелла фактически обвиняет собственника транспортного средства в пособничестве совершению его водителем другого административного правонарушения.

Но, такое правительственное изобретение неизбежно повлечет сразу несколько юридических коллизий, которые придется разрешать Верховному суду РФ (а, возможно, и Конституционному суду РФ), например:

• означает ли предложенная новелла, что в совершении вменяемого административного правонарушения будут признаваться все (!) собственники транспортного средства (которых может быть несколько, например: супруги, бывшие супруги)
• будет ли предложенная новелла распространяться на собственников, которые очевидно непричастны (например: малолетний, пенсионер, инвалид, пребывающий за рубежом, в морском плавании, участвующий в боевых действиях), имеют привилегированный статус (например: Герои России, многодетные матери, судьи, депутаты, дети-сироты), сами являются «государственными» организациями (например: министерства и ведомства, ЦБ РФ, госкорпорации, администрация субъекта РФ), ведут финансовый бизнес (например: лизинговые компании, автоломбарды) и т.д.
• как предполагается бороться со случаями продажи собственником конфискуемого у него транспортного средства «задним числом», уклонения собственника от передачи ключей, разукомплектования собственником транспортного средства и т.д.
• как соотнести формально действующую презумпцию невиновности собственника транспортного средства и состав изобретенного для него административного правонарушения, искусственно привязанного к факту содеянного другим лицом (водителем). 

Кроме того, предложенная Правительством РФ в проекте КоАП РФ новелла о конфискации транспортных средств потребует разрешения и других юридических вопросов, в том числе:

• обеспечение погашения банковских автокредитов (лизинговых платежей) при конфискации транспортных средств, купленных в кредит (в лизинг)
• возможность допуска бывшего собственника и/или водителя к торгам по приобретению у государства конфискованного транспортного средства
• сохранение в силе договора аренды конфискованного транспортного средства – обстоятельства, которое существенно умаляет продажную стоимость такого «конфиската».   

И это лишь малая толика актуальных проблем, которые государству придется урегулировать при введении априори непопулярного института конфискации транспортных средств в административном производстве - особенно в тех случаях, когда состояние опьянения водителя устанавливается в результате употребления пресловутого «Корвалола».

Таким образом, уже сейчас видна практическая неэффективность предложенной Правительством РФ конфискации транспортных средств за попустительство в пьяном вождении.

Однако, государство и общество, безусловно, нуждаются в эффективном правовом механизме исключения из участия в дорожном движении тех транспортных средств, которые уже не формально, а фактически превращаются в источник повышенной опасности по вине владельцев.

Добиться такого результата предлагается следующим образом:

1. в ст.ст.3.28 и 3.29 проекта КоАП РФ наказание «административный запрет деятельности» распространить на деятельность граждан, организаций и индивидуальных предпринимателей по управлению транспортными средствами, предусмотрев обоснованный срок, например: от 180 до 360 дней
2. вместо конфискации транспортного средства по ст.34.34 проекта КоАП РФ установить в качестве единственного наказания административный запрет деятельности по управлению транспортным средством на срок в пределах установленного (т.е. по усмотрению суда в зависимости от роли собственника и других обстоятельств дела), исчисляемый со следующего дня после дня перемещения («эвакуации») транспортного средства на специализированную стоянку и с оплатой перемещения/хранения за счет собственника или иного владельца
3. в случае неоплаты собственником или иным владельцем услуг по перемещению и/или хранению транспортного средства в течение установленного судом срока административного запрета и/или при наличии у собственника (владельца) транспортного средства неоплаченных долгов (штрафов и т.п.) - на такое транспортное средство по решению суда обращается взыскание (включая снятие всех обременений) с последующей его продажей и соответствующим распределением вырученных средств
4. предусмотреть передачу из ГИБДД в РСА сведений о собственнике (собственниках), водителе и транспортном средстве, фигурирующих во вступившем в законную силу судебном постановлении по ст.34.34 проекта КоАП РФ, для цели определения размера нового коэффициента при расчете индивидуального тарифа на полис ОСАГО.

Представляется, что предложенный подход к исключению из участия в дорожном движении «опасных» транспортных средств в большей мере, чем конфискация, соответствует принципам административного производства, жизненным реалиям и действующей Конституции РФ.

Андрей Давыдов

Опубликован Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц, утвержденный 29 января 2020 года Президиумом Верховного суда РФ. 

Традиционно Верховный суд РФ обратил внимание на обоснованность ряда правовых позиций в делах о банкротстве с участием дружественных должнику кредиторов, в т.ч.:

1) необходимость полного (детального) обоснования аффилированным кредитором заявленного к должнику требования, не ограничиваясь набором «правильно составленных деловых бумаг» во избежание признания судом такого требования мнимым (т.е. ничтожным)

2) установление факта аффилированности кредитора само по себе не влечет его перевод в более дальнюю очередь кредиторов

3) правоприменительная практика по делам о банкротстве вслед за понятием «объективное банкротство» (см. п.4 постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 №53) дополнена (весьма неоднозначно сформулированными) понятиями:

• «компенсационное финансирование» - финансирование, предоставленное контролирующим лицом подконтрольному обществу, пребывающему в состоянии имущественного кризиса, в качестве попытки вернуть его к нормальной предпринимательской деятельности (в т.ч. с целью блокирования возможности независимого кредитора инициировать возбуждение дела о банкротстве должника); а потому требование такого контролирующего лица подлежит удовлетворению после остальных кредиторов
• «договор о покрытии» - специальное соглашение, определяющее условия покрытия расходов на погашение чужого долга, которые могут совершаться без надлежащего юридического оформления (т.е. без соблюдения требований подп.1 п.1 ст.161 ГК РФ)
• «обычная природа взаимодействия аффилированных лиц» - как правило, скоординированность поведения, максимальный учет интересов друг друга, оптимизация внутренних долговых обязательств, конфиденциальность информации о внутригрупповых соглашениях.

При этом Обзор не содержит определения понятия «ликвидационная квота», которое, правда, известно в специальной литературе по вопросам корпоративного права.

4) неустраненные контролирующим лицом разумные сомнения относительно того, являлось ли предоставленное им финансирование компенсационным, толкуются в пользу независимых кредиторов

5) очередность удовлетворения требования, перешедшего к лицу, контролирующему должника, в связи с переменой кредитора в обязательстве, понижается, если основание перехода этого требования возникло в ситуации имущественного кризиса должника

6) на требование, полученное лицом, контролирующим должника, в условиях имущественного кризиса последнего, распространяется тот же режим удовлетворения, что и на требование о возврате компенсационного финансирования, – оно удовлетворяется в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты

7) действия, направленные на необоснованное повышение очередности удовлетворения требования кредитора, эту очередность не изменяют

8) контролирующее должника лицо, привлеченное к субсидиарной ответственности за невозможность полного погашения требований кредиторов, не может получить удовлетворение своего требования к должнику наравне с требованиями других кредиторов

9) выбор кандидатуры арбитражного управляющего либо саморегулируемой организации арбитражных управляющих определяется решением кредиторов, не являющихся лицами, контролирующими должника или аффилированными с должником

10) кредитор, требование которого признано подлежащим удовлетворению в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты, обладает процессуальными правами лица, участвующего в деле о банкротстве.

Как видно из вышеперечисленного, Верховный суд РФ активно ищет обоснованные процессуальные подходы к требованиям аффилированных кредиторов, которые часто стремятся не столько получить хоть что-то в результате банкротства контролируемого должника, сколько повлиять на субсидиарную ответственность по его долгам.

В целом, настоящий Обзор нацелен на усиление защиты прав и имущественных интересов независимых кредиторов банкротящегося должника, что становится все более сложной процессуальной задачей.