Андрей Давыдов

29.05.2025 года Конституционный Суд РФ опубликовал очередную порцию отказных определений о принятии к рассмотрению жалоб граждан и организаций, в том числе по актуальным вопросам судебной практики о применении компенсации морального вреда и некачественного оказания медицинской помощи (см. определения по жалобам Назаровой, М.М. и П.А., Сапий, Галицкой, Кругловой и др.).

Поток жалоб граждан в Конституционный Суд РФ на нарушение их конституционных прав при рассмотрении судами "медицинских" дел сам по себе свидетельствует о несовершенстве не только действующего нормативно-правового регулирования охраны здоровья, но и определяемой Верховным Судом РФ правоприменительной судебной практики в сфере здравоохранения.

Так, например, обращаясь в Конституционный Суд  РФ, один из заявителей указал в своей жалобе на выявленные при рассмотрении судами дела аспекты правовой неопределенности в содержании действующих норм материального и процессуального права:

1. Правовая неопределенность пункта 2 статьи 1101 Гражданского кодекса РФ

Применительно к определению судом согласно пункта 2 статьи 1101 Гражданского кодекса РФ размера компенсации морального вреда ввиду причинения работниками медицинских учреждений вреда здоровью граждан, повлекшего наступление инвалидности, Верховным Судом РФ в пункте 30 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2022 № 33 "О практике применения судами норм о компенсации морального вреда" сформирован следующий общий подход (разъяснение):

"вопрос о разумности присуждаемой суммы должен решаться с учетом всех обстоятельств дела, в том числе значимости компенсации относительно обычного уровня жизни и общего уровня доходов граждан, в связи с чем исключается присуждение потерпевшему чрезвычайно малой, незначительной денежной суммы, если только такая сумма не была указана им в исковом заявлении".

Такой общий подход (разъяснение) Верховного Суда РФ как правоприменителя прямо не предусматривает, хотя и не исключает, использование судом каких-либо научных и статистических данных, а также не определяет понятия "обычный уровень жизни" и "общий доход граждан", что влечет для сторон дела и самого суда правовую неопределенность, которая не способствует суду в определении разумного размера компенсации морального вреда за причинение медицинскими работниками вреда здоровью граждан, повлекшего инвалидность.

Для исключения правовой неопределенности при применении судами пункта 2 статьи 1101 Гражданского кодекса РФ представляется возможным и необходимым руководствоваться методикой, принятой (утвержденной) законодателем или уполномоченным им государственным органом или Верховным Судом РФ как правоприменителем - этот вопрос мог бы быть разрешен Конституционным Судом РФ.

До принятия (утверждения) такой методики было бы целесообразно судам руководствоваться Методическими рекомендациями по определению размера компенсации морального вреда при посягательствах на жизнь, здоровье и физическую неприкосновенность человека, принятыми Комиссией по вопросам определения размеров компенсаций морального вреда при Ассоциации юристов России 03 марта 2020 года и опубликованными в журнале «Закон» (электронная версия журнала от 24 марта 2020 года).

2. Правовая неопределенность статей 60 и 67 Гражданско-процессуального кодекса РФ

Статьи 60 и 67 Гражданско-процессуального кодекса РФ в действующей редакции не исключают признание судом допустимым доказательством по делу экспертное заключение:

• составленное экспертами, находящимися либо находившимися в служебной или иной зависимости от кого-либо из лиц, участвующих в деле, их представителей
• добытое апелляционным судом по собственной инициативе в отсутствие  ходатайств сторон и за счет средств федерального бюджета.

Этот вывод прямо следует из того факта, что несмотря на аналогичность установленных законодателем в гражданском (абзац 2 пункт 1 статьи 18 Гражданско-процессуального кодекса РФ) и уголовном (пункт 2 часть 2 статьи 70 Уголовно-процессуального кодекса РФ) процессах запретов на выполнение судебной экспертизы заинтересованным государственным экспертом, судами по гражданским делам практикуется пониженный, по сравнению с действующим в уголовном процессе, "стандарт" процессуальной оценки допустимости экспертного заключения как доказательства.

Так, в отличие от гражданского, для уголовного процесса действует специальное разъяснение Верховного Суда РФ в пункте 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2010 № 28 "О судебной экспертизе по уголовным делам", направленное на исключение заинтересованности судебного эксперта:

"5. В тех случаях, когда в государственном судебно-экспертном учреждении, обслуживающем определенную территорию, невозможно производство судебной экспертизы в связи с отсутствием эксперта конкретной специальности или надлежащей материально-технической базы либо специальных условий для выполнения исследований, а также при наличии обстоятельств, указанных в статье 70 УПК РФ, т.е. когда все компетентные государственные судебно-экспертные учреждения на данной территории не могут выступить в этом качестве, ее производство может быть поручено государственным судебно-экспертным учреждениям, обслуживающим другие территории, негосударственному судебно-экспертному учреждению или лицу, не работающему в судебно-экспертном учреждении, в том числе сотруднику научно-исследовательского учреждения, образовательной или иной организации, обладающему специальными знаниями и имеющему в распоряжении необходимое экспертное оборудование.В определении (постановлении) о назначении экспертизы суду следует мотивировать поручение исследований судебно-экспертным учреждениям либо конкретному лицу."

Такой правоприменительный дуализм к "стандартам" обеспечения судами незаинтересованности эксперта в гражданском и уголовном процессах очевидно противоречит позиции Конституционного Суда РФ, который последовательно на протяжении более 10 лет обращает внимание правоприменителя на необходимость:

• учитывать в гражданском процессе принцип ограничения дискреционных полномочий суда общей юрисдикции процессуальным законом, в том числе при оценке доказательств по делу (см., например, определения Конституционного Суда РФ от 28 мая 2013 года № 752-О/2013 и 28 июня 2018 года № 1587-О/2018)
• обеспечивать конституционное равноправие, поскольку неоднозначная правоприменительная практика противоречит конституционному принципу равенства, предполагающему одинаковый подход к лицам, находящимся в равных или сходных условиях, и ослабляет гарантии государственной защиты прав, свобод и законных интересов граждан.

Следовательно, фактически неограниченные процессуальные возможности суда по назначению экспертизы и оценке допустимости экспертного заключения в гражданском производстве противоречат принципам ограничения дискреционных полномочий суда общей юрисдикции процессуальным законом, самостоятельности суда и независимости судей, конституционного равенства в гражданском и уголовном судопроизводствах применительно к вопросу одинаковых процессуальных гарантий оценки судом объективности (непредвзятости) выводов экспертного заключения, что создает правовую неопределенность, которая может быть использована стороной дела для вмешательства в правосудие.

Несмотря на очевидную обоснованность поставленных заявителем вопросов, Конституционный Суд РФ, изучив представленные материалы, не нашел оснований для принятия данной жалобы к рассмотрению, фактически констатировав свое нежелание вмешиваться в компетенцию законодателя и Верховного Суда РФ по вопросам дискреции судов по определению размера компенсации морального вреда за некачественную медицинскую помощь, а также по назначению судебной экспертизы качества оказанной медицинской помощи и оценки допустимости ее результатов.

Отказ Конституционного Суда РФ реформировать существующий порядок присуждения компенсации морального вреда за некачественную медицинскую помощь поддерживает ограничение ответственности врачей перед пациентами и способствует сохранению конфликтности между ними. Прежде всего это касается государственного сектора рынка медицинских услуг.

Кроме того, законсервированная Конституционным Судом РФ невозможность получить адекватные денежные компенсации, в том числе и прежде всего - морального вреда, за причиненный врачами здоровью пациента вред в результате некачественной медицинской помощи, самым негативным способом сказывается на развитии институтов страховой медицины, где квалификация и заработная плата врача непосредственно увязаны со страхованием его профессиональной ответственности перед пациентом.

Как следствие, молодые выпускники медицинских вузов в отсутствие должной мотивации не стремятся работать в государственных лечебных учреждениях, что вынуждает Минздрав РФ придумывать для них меры принудительной отработки в нарушение конституционного запрета на принудительный труд.

При таких обстоятельствах приходится рассчитывать, что Конституционный Суд РФ не сможет бесконечно самоустраняться от рассмотрения по-существу потока жалоб пострадавших от врачебных ошибок пациентов на нарушение их конституционных прав на охрану здоровья и медицинскую помощь правовой неопределенностью, выявляемой судебной практикой по "медицинским" делам.

Андрей Давыдов

Пандемия COVID-19 начала 2020 года вынудила государственные органы и Банк России предпринимать экстренные меры организационно-правового характера в условиях объявленного режима повышенной готовности (при угрозе возникновения чрезвычайной ситуации).  

Целью таких мер стала приоритетная защита жизни и здоровья граждан, а также их собственности (прежде всего - жилой недвижимости) даже от законных требований кредиторов, что не только само по себе высокоморально, но и полностью соответствует высшей юридической норме - ст.18 Конституции РФ о том, что "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием."

Так, уже 20 марта 2020 года Банк России выпустил информационное письмо № ИН-06-59/22, в п.2 которого он рекомендовал кредиторам "в случае подтверждения COVID-19 у заемщика и (или) совместно проживающих с ним членов его семьи не обращать в срок до 30 сентября 2020 года взыскание на предмет ипотеки (предпринять возможные действия по приостановлению исполнительных действий, связанных с реализацией предмета ипотеки), если предметом такой ипотеки является жилое помещение, являющееся единственным пригодным для постоянного проживания заемщика и совместно проживающих с ним членов его семьи."

В последующем информационные письма с аналогичными рекомендациями кредиторам ипотечных заемщиков были выпущены Банком России 30 сентября 2020 года за № ИН-06-59/140 и 24 декабря 2020 года за № ИН-06-59/177. 

Но, что означает такая рекомендация Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 на практике ?

Для ответа на этот вопрос, прежде всего, укажем, что информационные письма Банка России с рекомендациями не являются нормативными актами.

Это прямо следует из ст.7 ФЗ от 10.07.2002 № 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)" и п.1.3 Положения Банка России от 22.09.2017 № 602-П "О правилах подготовки нормативных актов Банка России".

Следовательно, игнорирование, например, банками-кредиторами вышеуказанной рекомендации Банка России согласно ст.74 названного ФЗ не может повлечь применение к ним наказания, поскольку меры, предусмотренные настоящей статьей, могут применяться Банком России только в связи с невыполнением положений документов (актов) Банка России, являющихся его нормативными актами или предписаниями.

Таким образом, рекомендации Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19, перефразируя определение Конституционного Суда РФ от 14.12.2000 № 268-О, устанавливают не обязательные для юридических и физических лиц правила поведения по вопросам, отнесенным к компетенции Банка России и требующим правового регулирования. 

Выявленный Конституционным Судом РФ смысл нормотворчества Банка России применительно к его "рекомендациям" необходимо определять с учетом подхода, указанного в п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского Кодекса Российской Федерации», а именно: "Согласно пункту 3 статьи 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В силу пункта 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения."

В этом значении "рекомендации" Банка России очевидно признают законность права кредиторов требовать обращения взыскания на ипотечное жилье заемщиков с подтвержденным COVID-19, но, в то же время, фактически указывают на добросовестность поведения только тех кредиторов, кто в течение установленного Банком России времени воздержится от обращения взыскания на заложенное единственное жилье должника с подтвержденным COVID-19.

Сказанное означает, что необязательность следования рекомендациям Банка России хотя и не имеет прямо установленного законом наказания (санкции), но, при этом, не исключает неблагоприятных последствий для кредиторов при заявлении "не рекомендованного" требования.

Например, согласно уже упомянутому п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25: "Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)".  

Как видим, рекомендации Банка России фактически дают кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 ясный предупредительный сигнал, что их законное требование может быть оставлено судом без удовлетворения при определенных условиях, в том числе:

• если требование заявлено кредитором в "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России)
• если суд признает поведение кредитора недобросовестным при наличии обоснованного заявления другой стороны или по инициативе самого суда, если усматривается очевидное отклонение действий кредитора как участника гражданского оборота от добросовестного поведения (см. п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25).

К сожалению для ипотечных заемщиков, отказ в удовлетворении временно "не рекомендованных" Банком России требований кредиторов не происходит автоматически, а требует предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора (если оно не очевидно самому суду).

Кроме того, рекомендации Банка России фактически оставляют на усмотрение самих судов вопрос об оставлении в силе уже принятых в пользу кредиторов решений, обжалование которых приходится на "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России).

Это также требует от ипотечных заемщиков предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора в процессе об обжаловании принятого судом решения (если оно не очевидно самому суду).

Эти и подобные им процессуальные коллизии создают правовую неопределенность, против которой в отечественном законодательстве давно и последовательно выступает Конституционный Суд РФ.

Разрешить ее в условиях непрекращающейся пандемии COVID-19 могло бы долгожданное разъяснение Верховного Суда РФ на уровне постановления его Пленума (поскольку времени для обобщения его Президиумом обзора судебной практики просто нет).

Однако, лучшим процессуальным решением по защите прав ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 от недобросовестного поведения кредиторов в условиях пандемии на всех стадиях судебного разбирательства явилось бы скорейшее дополнение законодателем статьи 215 ГПК РФ об обязанности суда приостановить производство по делу в случае, например, "невозможности рассмотрения данного дела ввиду действия рекомендации Министерства юстиции Российской Федерации или Банка России о добросовестном поведении в условиях режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, согласованной с Верховным Судом Российской Федерации".  

Представляется, что наравне с Банком России Минюст РФ мог бы выступить "консолидатором" рекомендаций различных министерств и ведомств Правительства РФ по поддержке (что имеет практическое судебное значение) имущественных интересов не только (и даже не столько) граждан, сколько других участников гражданского оборота (организаций, индивидуальных предпринимателей, нотариусов, адвокатов и т.д.) в условиях объявленных в России (регионе России) режимов повышенной готовности или чрезвычайной ситуации.        

А в случае дополнения аналогичной нормой и ст.143 АПК РФ такая процессуальная новелла могла бы приобрести универсальное значение как для судебной защиты (в т.ч. до моратория на банкротство) наиболее пострадавших от события, приведшего к объявлению в России (регионе России) режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, так и для оптимизации порядка работы самих судов, исключающей необходимость наспех принимаемых Президиумом Верховного Суда РФ и Президиумом Совета судей РФ постановлений.