Андрей Давыдов

Пандемия COVID-19 начала 2020 года вынудила государственные органы и Банк России предпринимать экстренные меры организационно-правового характера в условиях объявленного режима повышенной готовности (при угрозе возникновения чрезвычайной ситуации).  

Целью таких мер стала приоритетная защита жизни и здоровья граждан, а также их собственности (прежде всего - жилой недвижимости) даже от законных требований кредиторов, что не только само по себе высокоморально, но и полностью соответствует высшей юридической норме - ст.18 Конституции РФ о том, что "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием."

Так, уже 20 марта 2020 года Банк России выпустил информационное письмо № ИН-06-59/22, в п.2 которого он рекомендовал кредиторам "в случае подтверждения COVID-19 у заемщика и (или) совместно проживающих с ним членов его семьи не обращать в срок до 30 сентября 2020 года взыскание на предмет ипотеки (предпринять возможные действия по приостановлению исполнительных действий, связанных с реализацией предмета ипотеки), если предметом такой ипотеки является жилое помещение, являющееся единственным пригодным для постоянного проживания заемщика и совместно проживающих с ним членов его семьи."

В последующем информационные письма с аналогичными рекомендациями кредиторам ипотечных заемщиков были выпущены Банком России 30 сентября 2020 года за № ИН-06-59/140 и 24 декабря 2020 года за № ИН-06-59/177. 

Но, что означает такая рекомендация Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 на практике ?

Для ответа на этот вопрос, прежде всего, укажем, что информационные письма Банка России с рекомендациями не являются нормативными актами.

Это прямо следует из ст.7 ФЗ от 10.07.2002 № 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)" и п.1.3 Положения Банка России от 22.09.2017 № 602-П "О правилах подготовки нормативных актов Банка России".

Следовательно, игнорирование, например, банками-кредиторами вышеуказанной рекомендации Банка России согласно ст.74 названного ФЗ не может повлечь применение к ним наказания, поскольку меры, предусмотренные настоящей статьей, могут применяться Банком России только в связи с невыполнением положений документов (актов) Банка России, являющихся его нормативными актами или предписаниями.

Таким образом, рекомендации Банка России кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19, перефразируя определение Конституционного Суда РФ от 14.12.2000 № 268-О, устанавливают не обязательные для юридических и физических лиц правила поведения по вопросам, отнесенным к компетенции Банка России и требующим правового регулирования. 

Выявленный Конституционным Судом РФ смысл нормотворчества Банка России применительно к его "рекомендациям" необходимо определять с учетом подхода, указанного в п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского Кодекса Российской Федерации», а именно: "Согласно пункту 3 статьи 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В силу пункта 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения."

В этом значении "рекомендации" Банка России очевидно признают законность права кредиторов требовать обращения взыскания на ипотечное жилье заемщиков с подтвержденным COVID-19, но, в то же время, фактически указывают на добросовестность поведения только тех кредиторов, кто в течение установленного Банком России времени воздержится от обращения взыскания на заложенное единственное жилье должника с подтвержденным COVID-19.

Сказанное означает, что необязательность следования рекомендациям Банка России хотя и не имеет прямо установленного законом наказания (санкции), но, при этом, не исключает неблагоприятных последствий для кредиторов при заявлении "не рекомендованного" требования.

Например, согласно уже упомянутому п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25: "Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ)".  

Как видим, рекомендации Банка России фактически дают кредиторам ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 ясный предупредительный сигнал, что их законное требование может быть оставлено судом без удовлетворения при определенных условиях, в том числе:

• если требование заявлено кредитором в "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России)
• если суд признает поведение кредитора недобросовестным при наличии обоснованного заявления другой стороны или по инициативе самого суда, если усматривается очевидное отклонение действий кредитора как участника гражданского оборота от добросовестного поведения (см. п.1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25).

К сожалению для ипотечных заемщиков, отказ в удовлетворении временно "не рекомендованных" Банком России требований кредиторов не происходит автоматически, а требует предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора (если оно не очевидно самому суду).

Кроме того, рекомендации Банка России фактически оставляют на усмотрение самих судов вопрос об оставлении в силе уже принятых в пользу кредиторов решений, обжалование которых приходится на "запрещенный" Банком России период (см. вышеуказанные информационные письма Банка России).

Это также требует от ипотечных заемщиков предъявления суду доводов о недобросовестности поведения кредитора в процессе об обжаловании принятого судом решения (если оно не очевидно самому суду).

Эти и подобные им процессуальные коллизии создают правовую неопределенность, против которой в отечественном законодательстве давно и последовательно выступает Конституционный Суд РФ.

Разрешить ее в условиях непрекращающейся пандемии COVID-19 могло бы долгожданное разъяснение Верховного Суда РФ на уровне постановления его Пленума (поскольку времени для обобщения его Президиумом обзора судебной практики просто нет).

Однако, лучшим процессуальным решением по защите прав ипотечных заемщиков с подтвержденным COVID-19 от недобросовестного поведения кредиторов в условиях пандемии на всех стадиях судебного разбирательства явилось бы скорейшее дополнение законодателем статьи 215 ГПК РФ об обязанности суда приостановить производство по делу в случае, например, "невозможности рассмотрения данного дела ввиду действия рекомендации Министерства юстиции Российской Федерации или Банка России о добросовестном поведении в условиях режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, согласованной с Верховным Судом Российской Федерации".  

Представляется, что наравне с Банком России Минюст РФ мог бы выступить "консолидатором" рекомендаций различных министерств и ведомств Правительства РФ по поддержке (что имеет практическое судебное значение) имущественных интересов не только (и даже не столько) граждан, сколько других участников гражданского оборота (организаций, индивидуальных предпринимателей, нотариусов, адвокатов и т.д.) в условиях объявленных в России (регионе России) режимов повышенной готовности или чрезвычайной ситуации.        

А в случае дополнения аналогичной нормой и ст.143 АПК РФ такая процессуальная новелла могла бы приобрести универсальное значение как для судебной защиты (в т.ч. до моратория на банкротство) наиболее пострадавших от события, приведшего к объявлению в России (регионе России) режима повышенной готовности или чрезвычайной ситуации, так и для оптимизации порядка работы самих судов, исключающей необходимость наспех принимаемых Президиумом Верховного Суда РФ и Президиумом Совета судей РФ постановлений.

Андрей Давыдов

Добровольное личное страхование, связанное с предоставлением потребительского кредита, важно для обеспечения эффективной защиты страхователей, выгодоприобретателей и страховщиков.

С этой целью Верховный Суд РФ подготовил очередной Обзор практики рассмотрения судами споров, возникающих из отношений по добровольному личному страхованию, связанному с предоставлением потребительского кредита, утвержденный Президиумом ВС РФ 05.06.2019 года.

В частности, Верховный Суд РФ указал в своем Обзоре на следующее:

1. На отношения между физическим лицом – потребителем финансовой услуги, заключившим договор добровольного личного страхования одновременно с потребительским кредитным договором, и финансовой организацией распространяются положения Закона Российской Федерации от 7 февраля 1992 года № 2300-I «О защите прав потребителей».

2. При подключении заемщика к программе добровольного страхования до сведения потребителя должна быть доведена информация о характере оказываемых финансовых услуг, об условиях их оплаты, в том числе информация о праве на отказ от участия в программе страхования.

3. К наследникам переходит право требования исполнения договора добровольного личного страхования, заключенного наследодателем, а, следовательно, на отношения между наследниками и страховщиком распространяются положения Закона о защите прав потребителей.

4. Обязательный досудебный порядок урегулирования спора по требованиям, возникающим из договора добровольного личного страхования граждан, действующим законодательством не предусмотрен.

5. При присоединении к программе страхования и внесении заемщиком соответствующей платы за такое присоединение застрахованным является имущественный интерес заемщика, который по данному договору является страхователем.

6. Сумма, в пределах которой страховщик обязуется выплатить страховое возмещение по договору добровольного личного страхования, и/или порядок ее определения устанавливаются сторонами. Условия договора подлежат толкованию судом в системной взаимосвязи с основными началами гражданского законодательства, закрепленными в статье 1 ГК РФ, другими положениями ГК РФ, законов и иных актов, содержащих нормы гражданского права (статьи 3, 422 ГК РФ).

7. По общему правилу, досрочное погашение заемщиком кредита само по себе не может служить основанием для применения последствий в виде возврата страхователю части страховой премии за неистекший период страхования.

8. Если по условиям договора добровольного страхования жизни и здоровья заемщика выплата страхового возмещения обусловлена остатком долга по кредиту и при его полном погашении страховое возмещение выплате не подлежит, то в случае погашения кредита до наступления срока, на который был заключен договор страхования, такой договор страхования прекращается досрочно на основании пункта 1 статьи 958 ГК РФ, а уплаченная страховая премия подлежит возврату страхователю пропорционально периоду, на который договор страхования прекратился досрочно.

9. Определение группы инвалидности за пределами срока действия договора добровольного личного страхования в результате заболевания, возникшего в период действия договора добровольного личного страхования, не может служить основанием для отказа страховщика в выплате страхового возмещения.

10. Сообщение заведомо недостоверных сведений о состоянии здоровья застрахованного при заключении договора добровольного личного страхования является основанием для отказа в выплате страхового возмещения, а также для признания такого договора недействительным.

11. Страховщик по договору добровольного личного страхования несет ответственность за убытки, возникшие вследствие несвоевременного осуществления выплаты страхового возмещения, которым обеспечивается исполнение кредитного обязательства.

Андрей Давыдов

Опубликовано определение Верховного суда РФ от 22 мая 2018 г. № 78-КГ18-18, которое ставит точку в дискуссии о возможности прекращения договора страхования банковского заемщика от несчастного случая при досрочном погашении ссудной задолженности.

По мнению истицы, по условиям договора страхования страховая сумма уменьшается по мере погашения задолженности по кредитному договору и равняется 100% задолженности застрахованного лица, но не более страховой суммы на дату заключения договора страхования. Поскольку с момента погашения задолженности по кредитному договору страховая сумма равна нулю, то у страховщика с этого момента фактически прекратилась обязанность по осуществлению страховой выплаты при наступлении страхового случая.

Однако, суды первой и апелляционной инстанции не согласились с такой позицией и указали, что:

• во-первых, досрочное погашение кредита не упоминается в пункте 1 статьи 958 Гражданского кодекса РФ в качестве обстоятельства для досрочного прекращения договора страхования, в связи с наступлением которого у страховщика имеется право только на часть страховой премии пропорционально времени, в течение которого действовало страхование;
• во-вторых, досрочное погашение кредита не свидетельствует о том, что возможность наступления страхового случая (причинения вреда жизни заемщика) отпала, и существование страхового риска (риска причинения вреда жизни заемщика) прекратилось по обстоятельствам иным, чем страховой случай.

Верховный суд РФ встал на сторону истицы, указав в своем определении на следующее:

• страхование от несчастных случаев представляет собой отношения по защите имущественных интересов физических лиц, связанных с причинением вреда их здоровью, а также с их смертью в результате несчастного случая или болезни. Защита указанных имущественных интересов осуществляется путем выплаты страховщиком страхователю, застрахованному лицу, выгодоприобретателю или иным третьим лицам обусловленной договором страхования суммы (страховой суммы) при наступлении предусмотренного договором страхового случая и возможна только при наличии у страховщика такой обязанности.
• под обстоятельствами иными, чем страховой случай, при которых после вступления в силу договора страхования возможность наступления страхового случая отпала и существование страхового риска прекратилось, в данном случае подразумеваются обстоятельства, приводящие к прерыванию отношений по защите имущественных интересов истицы, связанных с причинением вреда ее здоровью, а также с ее смертью в результате несчастного случая, что лишает всякого смысла страхование от несчастных случаев, по которому невозможна выплата страхового возмещения и, следовательно, приводит к досрочному прекращению договора страхования.

Говоря проще, Верховный суд РФ фактически согласился с мнением истицы, что договор страхования является способом обеспечения исполнения заемщиком обязанностей по кредитному договору с банком. А раз ссудная задолженность полностью погашена, то и договор страхования подлежит прекращению – с обязанностью страховщика вернуть часть страховой премии пропорционально времени, в течение которого действовало страхование.

Очевидно, определение Верховного суда РФ, принятое в пользу граждан-потребителей банковских и страховых услуг, направлено на пресечение практики неосновательного обогащения страховщиков.