Андрей Давыдов

Под занавес 2022 года Верховный Суд РФ опубликовал новый Обзор судебной практики по делам о признании брака недействительным (утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 14 декабря 2022 года).

Приведенные в преамбуле Обзора статистические данные за 2019−2021 годы указывают на:

• сравнительно небольшое число рассмотренных судами дел по спорам, связанным с признанием брака недействительным: в 2019 году рассмотрено 596 дел, в 2020 году - 440 дел, а в 2021 году -  647 дел
• основной мотив заявленных в суды исков о признании брака недействительным: отсутствие у обоих супругов или одного из них намерения создать семью (фиктивный брак, пункт 1 статьи 27 СК РФ)
• случаи заявления исков о признании брака недействительным прокурором - в интересах Российской Федерации, когда брак заключался за вознаграждение или для обхода требований в сфере миграционного контроля, получения разрешения на временное проживание в РФ или российского гражданства в упрощенном порядке.

Юридически значимыми обстоятельствами при разрешении судами споров о признании брака недействительным являются:

• установление воли граждан на создание и сохранение семьи
• наличие признаков семьи, к которым относятся: совместное проживание, предполагающее ведение общего хозяйства (при этом временное непроживание супругов вместе в связи с работой, лечением, в силу других объективных факторов не рассматривается как отсутствие такового); построение семейных отношений на основании духовно-нравственных начал и чувств; забота друг о друге; совместное решение основных вопросов жизни семьи; наличие взаимных личных неимущественных и имущественных прав и обязанностей, взаимной ответственности.

В целях обеспечения единообразного подхода к разрешению судами споров, связанных с признанием брака недействительным, Верховный Суд РФ обращает внимание на следующие правовые позиции:

1. Судья отказывает в принятии искового заявления о признании брака недействительным, предъявленного супругом, знавшим о фиктивности брака
2. Суд прекращает производство по делу о признании брака, заключенного с нарушением требований статьи 14 Семейного кодекса Российской Федерации, недействительным, если истцом не доказано, что он является наследником.
3. На требования о признании брака недействительным срок исковой давности не распространяется. Исключения составляют требования о признании брака недействительным в случае предъявления одним из супругов такого требования по основаниям сокрытия другим супругом от него (нее) наличия венерической болезни или ВИЧ-инфекции при вступлении в брак.
4. Поддельность подписи лица в заявлении о государственной регистрации заключения брака и поддельность его подписи в актовой книге являются основанием для исключения актовой записи о регистрации брака.
5. Состояние здоровья, при котором вступающее в брак лицо не могло понимать значения своих действий и руководить ими, свидетельствует об отсутствии добровольного согласия такого лица на вступление в брак и является основанием для признания брака недействительным.
6. Требовать признания брака, заключенного при отсутствии добровольного согласия одного из супругов на его заключение в результате невозможности в силу своего состояния на момент государственной регистрации заключения брака понимать значение своих действий и руководить ими (т.е. при наличии порока воли), недействительным имеют право только супруг, права которого нарушены заключением брака, и прокурор.
7. Суд вправе признать брак недействительным, если он заключен между лицами, из которых хотя бы одно уже состоит в другом зарегистрированном браке.
8. Супруги после расторжения брака (как в судебном порядке, так и в органах записи актов гражданского состояния) не вправе ставить вопрос о признании этого брака недействительным, за исключением случаев, когда действительность брака оспаривается по мотивам наличия между супругами запрещенной законом степени родства либо состояния одного из них на время регистрации брака в другом нерасторгнутом браке.
9. В силу пункта 1 статьи 29 СК РФ суд может признать брак действительным, если к моменту рассмотрения дела о признании брака недействительным отпали те обстоятельства, которые в силу закона препятствовали его заключению.
10. Законом установлен запрет на заключение брака между близкими родственниками (родственниками по прямой восходящей и нисходящей линии (родителями и детьми, дедушкой, бабушкой и внуками), полнородными и неполнородными (имеющими общих отца или мать) братьями и сестрами).
11. Заключение брака между лицами, из которых хотя бы одно на момент заключения брака признано судом недееспособным вследствие психического расстройства, является основанием для признания такого брака недействительным.
12. Если брак заключен с нарушением требований статьи 14 СК РФ, то есть вопреки указанным в ней препятствиям, право обратиться с требованием о признании такого брака недействительным предоставлено наследникам, считающим, что их права заключением этого брака нарушены.
13. Суд отказывает в удовлетворении иска о признании брака недействительным на основании пункта 3 статьи 15 СК РФ, если установит, что лицо при вступлении в брак не скрывало от другого лица наличие ВИЧ-инфекции.
14. Отсутствие намерения супруга или одного из них создать семью является основанием для признания брака недействительным (фиктивным).
15. Требование о признании фиктивного брака недействительным может быть заявлено только прокурором, а также не знавшим о фиктивности брака супругом. Наследники таким правом не обладают.
16. Если к моменту рассмотрения дела о признании брака недействительным отпали те обстоятельства, которые в силу закона препятствовали его заключению, суд вправе признать такой брак действительным с момента его регистрации.
17. При признании брака недействительным добросовестность супруга (супруги), необходимость предоставления содержания, а также раздел совместно нажитого имущества устанавливаются судом только при заявлении таких требований сторонами. Если такие требования при разрешении спора о признании брака недействительным судом не разрешались, супруг, считающий себя добросовестным, вправе обратиться в суд с самостоятельными требованиями о признании права на получение содержания, разделе имущества, приобретенного совместно до признания брака недействительным.
18. Добросовестный супруг вправе требовать денежной компенсации морального вреда в связи с нарушением личных неимущественных прав или умалением других нематериальных благ.

Как видно из приведенных Верховным Судом РФ примеров, главным мотивом обращения в суд с иском о признании брака недействительным является попытка восстановить нарушенные таким браком имущественные права кого-либо из супругов или их наследников.

В этом значении повышенную правовую защиту согласно пунктам 4 и 5 ст.30 СК РФ получает "добросовестный супруг", который имеет право требовать от недобросовестного супруга возмещения материального и морального вреда по правилам гражданского законодательства.

При этом, новыми тенденциями в судебной практике по разрешению споров о признании брака недействительным можно считать:

• во-первых, расширенное толкование Верховным Судом РФ в пункте 17 Обзора полномочий суда при рассмотрении спора:

"Толкование положений пункта 4 статьи 30 СК РФ указывает на то, что установление, является ли супруг (супруга) добросовестным, нуждается ли в предоставлении содержания, подлежит ли совместно нажитое имущество разделу при признании брака недействительным, является правом, а не обязанностью суда исходя из заявляемых сторонами требований. В случае неразрешения данных требований судом это не лишает права супруга, считающего себя добросовестным, обратиться в суд с самостоятельными требованиями о признании права на получение содержания, разделе имущества, приобретенного совместно до признания брака недействительным. Указания на рассмотрение спора о разделе имущества исключительно одновременно с требованием о признании брака недействительным вышеназванная норма не содержит."

• во-вторых, признание Верховным Судом РФ наличия доказательственного значения не у судебного приговора по уголовному делу, а у материалов следственных действий - при рассмотрении судом гражданско-правового спора о признании брака недействительным (фиктивным):

"В 2019 году в ходе следственных действий, проведенных в результате обращения Б. в полицию, было установлено, что О. была ранее судима за мошенничество, сведения об ограблении, о наличии тяжелого заболевания, лечении и беременности не соответствуют действительности. Все это время она проживала в городе, в котором проживал Б., с другим мужчиной в гражданском браке. В результате обмана Б. лишился всех своих сбережений и не имеет возможности возвратить денежные средства по кредитам."  

Такие тенденции свидетельствуют о последовательном продвижении Верховным Судом РФ курса на самую широкую реализацию в гражданском процессе принципов независимости судей (ст.8 ГПК РФ) и их самостоятельности в оценке доказательств по делу (ст.67 ГПК РФ).  

В заключение заметим, что ввиду нарушения публичного правопорядка при заключении недействительного (фиктивного) брака применение именно к этому аспекту судебного спора медиации представляется принципиально невозможным, что не исключает заключение сторонами спора медиативного соглашения применительно к имущественным требованиям - последствиям признания судом брака недействительным.

Андрей Давыдов

Генеральная Прокуратура РФ издала методические рекомендации организации прокурорского надзора за исполнением законодательства при создании и эксплуатации комплексов фото-видеофиксации нарушений ПДД (утв. 31.10.2019 г.за № 74/2-23-2019).

Так, Генпрокуратура РФ отмечает, что проведенный анализ состояния законности в сфере обеспечения безопасности дорожного движения показал, что в местах функционирования комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД отмечается снижение общего количества ДТП и тяжести их последствий.

Вместе с тем, прокурорские проверки выявляют многочисленные нарушения законодательства, связанные с ненадлежащей эксплуатацией комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД, необоснованным привлечением лиц к административной ответственности либо освобождением от нее ввиду некорректной работы оборудования, необеспечением его технической защищенности и др.

Как указывает Генпрокуратура РФ, наиболее типичными из них являются:

1) нарушения при проведении конкурсов и аукционов на право заключения государственных контрактов на поставку, ремонт, обслуживание и эксплуатацию комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

Так, по результатам рассмотрения материалов проверки прокуратуры Пензенской области региональным УФАС России две коммерческие организации и один индивидуальный предприниматель, являвшиеся участниками и победителями 11 аукционов на поставку оборудования для комплексов, привлечены к административной ответственности по части 2 статьи 14.32 (заключение ограничивающего конкуренцию соглашения, осуществление ограничивающих конкуренцию согласованных действий, координация экономической деятельности) КоАП РФ;

2) нарушения при эксплуатации комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

В частности, органами прокуратуры Смоленской области выявлены факты установки стационарных комплексов без учета проектной документации по организации дорожного движения, при отсутствии знаков дополнительной информации 8.23 "фотовидеофиксация", а также дорожной разметки, дублирующей такие знаки. В одном из районов Орловской области в ходе прокурорской проверки установлено, что рубеж контроля аппаратно-программного комплекса находился вне зоны действия дорожного знака 3.24 "ограничение максимальной скорости 40 км/ч" с табличкой 8.23;

3) нарушения прав граждан, выражающиеся в незаконном привлечении водителей к административной ответственности за превышение установленной скорости движения, на основании некорректно работающих комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

Прокурорами Смоленской области опротестовывались незаконные постановления о привлечении лиц к административной ответственности за нарушения правил дорожного движения, выявленные с помощью комплексов, которыми измерялась скорость движения транспортного средства, не содержащие сведений о поверке прибора. Аналогичные нарушения пресекались прокурорами Вологодской и Тюменской областей, г.Москвы;

4) нарушения связанные с незаконным освобождением правонарушителей от ответственности за правонарушения, зафиксированные с применением комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

Например, в Псковской области в период с мая по июнь 2018 года из-за сбоев в работе аппаратно-программного комплекса свыше 3 тыс. материалов о совершенных правонарушениях, поступивших в областной ЦАФАП автоматически помещались в раздел "брак". При этом сотрудниками подразделения работа по ним не велась, постановления по делу об административном правонарушении в отношении виновных лиц не выносились;

5) ненадлежащая реализация программных мероприятий, направленных на развитие комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

Прокурором одного из районов Ханты-Мансийского автономного округа - Югры установлено, что комплекс, приобретенный еще в 2015 году за счет средств муниципальной программы "Безопасный город", до 2019 года в полном объеме не функционировал, система фотовидеофиксации нарушений в эксплуатацию не вводилась;

6) незаконное расходование бюджетных средств.

Так, прокуратурой Новгородской области выявлен факт покушения на хищение бюджетных средств путем завышения объемов выполненных работ по договору на создание комплекса стоимостью свыше 730 млн. рублей. Следствие по уголовному делу, возбужденному по материалам прокурорской проверки, завершено, вступившим в законную силу приговором суда превысивший свои должностные полномочия бывший директор одного из областных государственных учреждений признан виновным и приговорен к полутора годам лишения свободы.

Нетрудно заметить, что классификация Генпрокуратурой РФ наиболее типичных нарушений законодательства, связанных с ненадлежащей эксплуатацией комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД, составлена на основе практики регионов и не включает в себя такие актуальные для водителей (особенно из крупных городов) примеры, как:

• нарушение водителем правил остановки транспортного средства в центральной части крупного города
• установление превышения водителем скоростного режима путем расчета средней скорости движения транспортного средства.

Кроме того, методические рекомендации Генпрокуратуры РФ не предусматривают меры прокурорского реагирования на фактическое нарушение права водителей на эффективную реализацию своего права на обжалование электронных административных постановлений на основании данных комплексов автоматической фиксации нарушений ПДД.

Такие пробелы придают утвержденным Генпрокуратурой РФ методическим рекомендациям однобокий характер, нацеленный исключительно на надзор за деятельностью региональных органов государственной власти, территориальных подразделений Госавтоинспекции, Ространснадзора, Росавтодора, Росстандарта и ФАС России.

Андрей Давыдов

Объявлено, что очередная реформа арбитражного и гражданского процессов (теперь - по федеральному закону № 451-фз от 28.11.2018 года) нацелена на повышение качества отправления правосудия, в т.ч. путем предъявления к представителям сторон профессионального ценза для участия в судебном производстве.

И, правда, только наличие высшего юридического образования позволяет представителю участвующего в деле лица более-менее профессионально подойти к исполнению обязанностей по сбору, представлению суду и исследованию доказательств, без чего немыслимо правильное рассмотрение дела.

В арбитражном и гражданском процессах суд оценивает относимость, допустимость, достоверность каждого доказательства в отдельности, а также достаточность и взаимную связь доказательств в их совокупности. При этом, по общему правилу, доказательство признается судом достоверным, если в результате его проверки и исследования выясняется, что содержащиеся в нем сведения соответствуют действительности.

Таким образом, проверка достоверности доказательств является важнейшей частью судебного процесса, которая непосредственно определяет сроки рассмотрения дела и может влечь для участвующих в деле лиц и их представителей последствия (п.2 и п.3 ст.41 АПК РФ и ст.35 ГПК РФ).

Однако, сегодня процессуальное законодательство не устанавливает никаких внятных последствий за представление суду недостоверного (т.е. сфальсифицированного) доказательства. Например, АПК РФ и ГПК РФ даже не содержат формальную ссылку на ч.1 ст.303 УК РФ, которая, по мнению многих специалистов из правоохранительных органов и экспертных сообществ, имеет ряд существенных правоприменительных сложностей.

Как результат, в большинстве случаев, установив факт фальсификации доказательства в арбитражном и гражданском процессе, суд ограничивается исключением его из числа доказательств по делу – и то, лишь на основании заявления процессуального оппонента (см., например, ч.1 ст.161 АПК РФ).

При этом, недобросовестные участники судебного дела и их представители, как правило, не несут бремя неблагоприятных последствий представления суду сфальсифицированного доказательства.

О том, что вышеуказанная проблема существует, например, косвенно свидетельствует дополнение законодателем в 2016 году АПК РФ статьей 188.1, предусматривающей право суда вынести частное определение в отношении адвокатов и других субъектов профессиональной деятельности при выявлении в ходе рассмотрения дела случаев, требующих устранения нарушения законодательства Российской Федерации. 

Однако, высокая загруженность судей явно не позволяет им активно задействовать этот процессуальный инструмент в борьбе с фальсификацией доказательств по делу. Да, и сама эффективность института частного определения в нынешних реалиях является сомнительной.

Представляется, что наиболее эффективными средствами борьбы с фальсификацией доказательств в арбитражном и гражданском процессах могут стать процессуальные институты:

• судебный штраф за представление суду недостоверного доказательства
• дисквалификация судебного представителя.

Поясним, о чем речь.

Штраф за представление суду недостоверного (сфальсифицированного) доказательства – это разновидность судебных (процессуальных) штрафов, известных как в АПК РФ, так и в ГПК РФ, который должен стать одним из «неблагоприятных последствий» для судебного представителя, настаивавшего на достоверности представленного суду сфальсифицированного доказательства.

Иными словами, борьба с фальсификацией доказательств окажется эффективной, если суд будет обязан наложить такой штраф в случае, если судебный представитель заявил возражения относительно исключения из числа доказательств по делу, но проверка подтвердила обоснованность заявления процессуального оппонента о фальсификации доказательства (ст.161 АПК РФ и ст.186 ГПК РФ).

При этом, во избежание процессуальных злоупотреблений, такой штраф должен налагаться судом на всех (каждого) судебных представителей участвующего в деле лица независимо от того, кто именно из них возражал против исключения из числа доказательств, а равно независимо от того, кто именно (из судебных представителей, их доверитель или любое иное лицо) представил суду недостоверное доказательство.

Разумеется, налагаемый судом штраф не заменяет меру уголовной ответственности за фальсификацию доказательств по ст.303 УК РФ, для чего рассматривающий дело суд должен быть обязан направить материал в соответствующий компетентный орган для принятия процессуального решения.

Более того, Судебный департамент при Верховном суде РФ вполне мог бы вести открытый для бесплатного публичного доступа федеральный реестр оштрафованных и дисквалифицированных за фальсификацию доказательств граждан (выступавших судебными представителями), что позволило бы:

• во-первых, поставить на «профилактический учет» проштрафившихся представителей в судах, помогая всем участвующим в деле лицам и самим судам заблаговременно проверять деловую репутацию граждан, желающих выступить представителем в судебном процессе
• во-вторых, установить для рецидивистов административную дисквалификацию (ст.3.11 КоАП РФ) - обоснованное (числом ранее наложенных штрафов) ограничение судом по заявлению прокурора на определенный срок право быть представителем граждан и организаций в судебных делах.

Представляется, что реализация предложенных мер борьбы с фальсификацией доказательств в арбитражных судах и судах общей юрисдикции может иметь весьма полезные для отечественного правосудия «бонусы»: повышение профессионального качества юридической помощи гражданам и организациям, сокращение судебной волокиты и издержек, укрепление института состязательности судебного процесса, повышение доверия к отечественной судебной системе и т.п.

Андрей Давыдов

По-будничному тихо в самый разгар летних отпусков опубликован федеральный закон № 320-фз от 03.08.2018 года с ничего не говорящим названием «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».

Между тем, за последние несколько лет в дискуссии о концепции этого федерального закона сломано немало общественных, экспертных и бюрократических копий – ведь, он посвящен добровольному страхованию жилых помещений от повреждений в результате чрезвычайной ситуации (ЧС).

Так почему же долгожданный федеральный закон в отличие от процесса его обсуждения не получил никакой (!) реакции в обществе ?

Ответ, как нетрудно заметить, заключается в скучном содержании федерального закона, суть которого сводится к следующему:

• федеральное правительство передает региональным властям право реализовывать на своей территории «программы организации возмещения ущерба, причиненного расположенным на территориях субъектов Российской Федерации жилым помещениям граждан, с использованием механизма добровольного страхования»

• принципиальные условия (методики) разработки вышеуказанных программ и расчетов страховых тарифов устанавливаются Минфином и ЦБ соответственно

• страхование жилых помещений – это всего лишь дополнительный источник средств возмещения ущерба застрахованным жилым помещениям наряду с оказанием помощи за счет средств бюджетов бюджетной системы Российской Федерации

• в случае утраты (гибели) застрахованного жилого помещения возмещение ущерба осуществляется страхователю - собственнику жилого помещения в денежной форме либо путем предоставления субъектом РФ в его собственность другого жилого помещения

• в случае повреждения застрахованного жилого помещения возмещение ущерба осуществляется страхователю страховщиком в пределах страховой суммы, а также субъектом РФ исходя из размера (доли) его участия в возмещении ущерба.

Таким образом, федеральный закон фактически призван перераспределить бюджетную нагрузку в связи с причинением жилым помещениям граждан ущерба в результате чрезвычайной ситуации.

При этом взносы граждан-страхователей на уплату страховых премий по «госпрограмме» имеют единственный экономический смысл – возможность получить в собственность новое жилое помещение или его денежный эквивалент взамен утраченного из-за ЧС жилья.

Кому же принятый федеральный закон окажется интересен ?

Представляется, что однозначно ответить на это вопрос нельзя.

Во-первых, многое будет зависеть от параметров (экономических настроек) созданной законодателем модели страхования жилья от чрезвычайных ситуаций, на что потребуется целый год, по истечении которого принятый федеральный закон, собственно, и вступит в силу.

Во-вторых, не надо быть провидцем, чтобы констатировать: основным бенефициаром должен стать «федеральный бюджет», который избавится от хотя бы части расходов на возмещение ущерба гражданам от утраты жилья в результате чрезвычайных ситуаций – это станет заботой региональных бюджетов и страховщиков.  

В-третьих, интересы региональных властей и страховщиков при страховании жилья граждан от чрезвычайных ситуаций по модели федерального закона № 320-фз могут (и неизбежно будут) существенно отличаться от интересов федерального правительства и граждан – этот вывод по аналогии следует, например, из только что опубликованного Генеральной Прокуратурой РФ обобщения практики прокурорского надзора в сфере соблюдения законодательства в области долевого строительства в 2017-2018 годах.

… 

Со временем предложенная законодателем модель страхования жилья от ЧС должна трансформироваться в добровольный вид страхования с актуальными для рыночной экономики условиями – главное, избежать на этом пути уподобления нынешнему ОСАГО.

Андрей Давыдов

Действующий с 15 сентября 2015 года Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации (КАС РФ) предусматривает обязательное участие прокурора для дачи заключения по делу об оспаривании нормативного правового акта (п.4 ст.213 КАС РФ).

Правда, действующие нормы КАС РФ не содержат каких-либо требований к составлению, изменению, отмене и вообще процессуальному значению заключения прокурора по делу. Такой законодательный подход, безусловно, принижает роль прокурора в административном судопроизводстве вплоть до возможности полного игнорирования судами оценки доводов прокурорских заключений в судебных постановлениях.

Как результат, страдает качество проведения судебных процессов об оспаривании нормативных правовых актов, где административные ответчики могут безнаказанно уклоняться от исполнения обязанности доказывания обстоятельств соблюдения законности при принятии оспариваемого нормативного правового акта и его соответствия нормативным правовым актам, имеющим большую юридическую силу (п.9 ст.213 КАС РФ).

Соответственно, вызывает серьезное нарекание и качество принимаемых судами решений по делам об оспаривании нормативных правовых актов, в которых, например, удивительным образом игнорируются процессуальные требования к содержанию резолютивной части судебного решения (п.4 ст.215 КАС РФ).

К сожалению, постановление Пленума Верховного суда РФ от 27 сентября 2016 года «О некоторых вопросах применения судами Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации» не дает ответ на вопрос о значении для правильного разрешения дела прокурорского заключения.

Не торопится с руководящими указаниями участвующим в делах об оспаривании нормативных правовых актов прокурорам и Генеральная прокуратура РФ, чей приказ № 181 от 26 апреля 2012 года «Об обеспечении участия прокуроров в гражданском процессе» просто не в состоянии адекватно действующим нормам КАС РФ направлять деятельность прокуроров по составлению обязательных заключений.

В итоге правовой вакуум, связанный с составлением прокурорского заключения и его значением для правильного разрешения дела об оспаривании нормативного правового акта, пытаются заполнить прокуратуры на местах, например:

• на сайте прокуратуры города Севастополь указывается:

«Главная задача прокурора при даче заключения - своевременное пресечение и недопущение нарушений законодательства, прав и охраняемых законом интересов граждан, злоупотреблений этими правами, а в необходимых случаях – их восстановление путем принятия мер реагирования на нарушения норм материального и процессуального права. Заключение по делу дается прокурором в целях содействия осуществлению правосудия, реализации задач административного судопроизводства, обеспечения верховенства закона, единства и укрепления законности. В данном случае прокурор не выступает на стороне кого-либо из участников процесса, а объективно дает независимое заключение по обстоятельствам дела.»

• на сайте прокуратуры Тульской области указывается:

«Прокурор, вступающий в процесс для дачи заключения, является гарантом соблюдения законности и справедливости при рассмотрении дела и вынесении решения.»

К сожалению, такие прокурорские пассажи, будучи неподкрепленными нормативными актами на уровне федерального законодателя, более походят на благие декларации для несведущих граждан, чем являют реальное отражение действующего механизма отечественного правосудия.

Нельзя не заметить, что повышению роли прокурора в деле об оспаривании нормативного правового акта парадоксальным образом препятствуют не только законодательные ошибки, но и … практика самой Генеральной прокуратуры РФ.

Так, например, согласно тексту официального пресс-релиза Генеральной прокуратуры РФ от 16 февраля 2017 года, заключенное Генеральной прокуратурой РФ с Банком России соглашение о взаимодействии «подразумевает детализацию сфер сотрудничества между Генпрокуратурой и Центробанком с целью обеспечения законности в кредитно-финансовой сфере, поддержания стабильности банковской системы и финансовых рынков Российской Федерации и защиты прав граждан.»

Однако, «взаимодействие Генпрокуратуры России и Центробанка РФ будет осуществляться в форме совместных совещаний, конференций, заседаний межведомственных рабочих групп, обмена информацией, сверки статистических данных и в других доступных форматах» - т.е. без указания в этом соглашении на возможность использования результатов такого взаимодействия в делах об оспаривании нормативных правовых актов, в т.ч. и самого Банка России.

Иначе говоря, результаты взаимодействия Генеральной прокуратуры РФ и Банка России имеют все шансы стать недоступными не только для заинтересованных граждан и организаций, но даже для прокуроров, непосредственно участвующих в делах об оспаривании нормативных правовых актов по правилам КАС РФ.

При таких обстоятельствах дела об оспаривании нормативных правовых актов в отсутствие реального прокурорского участия рискуют приобрести законченную форму «абстрактного нормоконтроля», никак не учитывающую конкретные правовые интересы заявителей.